В настоящей Нарнии все остаются прежними, но как будто становятся другими. Так, совершенно преображается ослик Недотепа: из жалкого существа – в «грациозное серебристо-серое создание на четырех ногах», в прелестного ослика с честной и вежливой мордой. Он становится (как и все герои) самим собой в полном смысле этого слова – теперь он такой, каким его создал Аслан.

И здесь, в этой Нарнии, царит милосердие. Поэтому сцена встречи Аслана и Недотепы, которой ослик сильно пугался (и было чего – ведь он сильно виноват), не страшная, а радостная. «Первым Аслан позвал Недотепу. Ослик выглядел таким ничтожным и глупым, когда поднимался к Аслану. Он казался перед ним таким маленьким, как котенок перед сенбернаром. Лев наклонил голову, шепнул что-то Недотепе, и его длинные уши опустились, потом он сказал что-то еще, и уши снова поднялись наверх». Поэтому рядом с нарнийцами в стране Аслана – благородный тархистанец Эмет, который почитал Таш как богиню, а имя Аслана ненавидел. Но он в своей жизни творил добро, а не зло. И Лев говорит ему: «Дитя, все, что ты отдавал Таш, ты отдавал Мне… <…> Если кто-то клянется именем Таш и сдержит клятву правды ради, это Мною он клялся, того не зная, и Я отвечу ему. Если же кто совершит жестокость именем Моим и скажет “Аслан”, он служит Таш, и Таш примет его дело. <…> Если бы твое желание было не ко Мне, ты не искал бы так долго и так искренне, ибо искренне ищущий – всегда находит».

С такой Нарнией читателю трудно было бы расставаться, но Льюис удивительным образом сделал так, что мы не испытываем сожаления – ведь каждый из нас может попасть в страну, подобную стране Аслана – в Царствие Небесное.

«И, говоря так, Он больше уже не выглядел как Лев, и все, что случилось потом, было таким великим и прекрасным, что я не могу это описать. Для нас тут конец историй, и мы можем только сказать, что с тех пор они жили счастливо, и для них это было началом настоящей истории. Вся их жизнь в нашем мире и все приключения в Нарнии были только обложкой и титульным листом, теперь, наконец, они открыли Первую Главу в Великой Истории, которую не читал никто в мире: истории, которая длится вечно и в которой каждая глава лучше, чем предыдущая».

«Не много есть в мире даже христианской культуры книг, которые до такой степени были бы пронизаны пасхальным светом, как книги Льюиса», – пишет диакон А. Кураев. Трудно не согласиться с его мыслью о том, что эта пасхальность нужна нашим детям.

Глава 6

«Для радости такой…»

А.С. Пушкин

Диво, право, не безделка.

А. С. Пушкин. Сказка о царе Салтане

«Все, что украшает русскую народную душу: равнодушие к суетным земным благам, тоска по иному, лучшему граду, неутомимая жажда правды, широта сердца, стремящегося обнять весь мир и всех назвать своими братьями, светлое восприятие жизни как прекрасного дара Божия, наслаждение праздником бытия и примиренное спокойное отношение к смерти, необыкновенная чуткость совести, гармоническая цельность всего нравственного существа, – все это отразилось и ярко отпечаталось в личности и творчестве Пушкина, как в чистом зеркале нашего народного духа», – писал митрополит Анастасий (Грибановский). Эти слова в полной мере относятся и к пушкинским сказкам.

В них Александр Сергеевич Пушкин (1799–1837), как верно пишет выдающийся пушкинист современности В.С. Непомнящий в главе «Добрым молодцам урок» из книги «Поэзия и судьба» (она входит и в его книгу «Да ведают потомки православных…»), создает «страну величавой простоты и детской ясности, страну, где добро беспримесно отмежевано от зла и всегда торжествует».

В этой главе не рассматривается «Сказка о попе и работнике его Балде». Очевидно, что образ «попа», наделенный в сказке комическими и сатирическими чертами, может стать соблазном для детского восприятия. Ведь священник здесь – жадный, хитрый, глупый. Нужно заметить, что в этой сказке нет ничего антирелигиозного. Скорее, здесь Пушкин, как отмечает В.С. Непомнящий, еще близок к фольклорной сказке. Недаром у Пушкина ничего не говорится о церковном служении. Поп в сказке ходит по базару, торгуется с Балдой на равных. Это обычный притеснитель мужиков, определенный сказочный тип с набором стандартных черт. Именно это дало возможность В.А. Жуковскому, готовившему сказку к первому изданию, заменить попа на купца без потерь для смысла произведения.

«Сказка о рыбаке и рыбке»

Эта сказка начинается тихо и неспешно.

Жил старик со своею старухой

У самого синего моря.

Они жили в ветхой землянке

Ровно тридцать лет и три года.

Старик ловил неводом рыбу,

Старуха пряла свою пряжу.

За этими скупыми, лаконичными строчками так и слышится, что все в их семейной жизни шло своим чередом, все было на своих местах. Но вот ход их спокойного, размеренного существования нарушает событие, ставшее для старика и старухи испытанием. Старик поймал «не простую рыбку – золотую». И перед этим «великим чудом» он отступил в удивлении, отпустил рыбку и сказал ей «ласковое слово»:

Бог с тобою, золотая рыбка!

Твоего мне откупа не надо;

Ступай себе в синее море,

Гуляй себе там на просторе.

Как тут не порадоваться за старика – ведь он ради Бога творит добро. Как справедливо замечает В.С. Непомнящий, старик не от испуга «не посмел взять выкупа» с рыбки, «а оттого, что есть святое за душой». Кажется, что все идет как надо, но…

Старуха воспринимает происшедшее совершенно иначе:

Дурачина ты, простофиля!

Не умел ты взять выкупа с рыбки!

Хоть бы взял ты с нее корыто,

Наше-то совсем раскололось.

Плохо здесь не только то, что старуха, не понимая, что такое «великое чудо», пытается заставить рыбку выполнять свои желания. Плохо и то, что старик ее безропотно слушается. Он-то понимает, что поступает нехорошо, да и сами просьбы сомнительны («Еще пуще старуха вздурилась», «Опять моя старуха бунтует», – это все слова старика). Но ему легче сделать то, чего старуха требует, чем обуздать свою сварливую жену. Даже тогда, когда старуха хочет стать «владычицей