Момент был самый удобный для кавалерийской атаки, и я поехал предупредить об этом сотенного командира. Но в это время подъехал командир полка и приказал нам вернуться в Тырново.

Несмотря на мои усиленные просьбы разрешить атаковать расстроенных и, видимо, деморализованных турок, Краснов оставался непреклонен, мотивируя свой отказ тем, что лошади и люди сильно устали и, кроме того, настает вечер.

Конечно, неприятель сказал нам большое спасибо за нашу любезность и гуманность, которые позволили ему спокойно убраться восвояси!..

Вернувшись к городу, мы построились у окраины его, левее драгун. Генерал Гурко со своим блестящим штабом объехал войска и поздравил нас со славною победой. Радостное, громкое «ура» было ответом на это поздравление с первым и таким удачным кавалерийским делом: с ничтожными жертвами мы овладели с помощью одной только конницы таким важным стратегическим и административным пунктом, как Тырново, и заставили в беспорядке отступить пять таборов[130] пехоты с артиллерией.

Было около семи часов вечера, когда мы расположились бивуаком с восточной стороны города, близ шоссе, идущего на Осман-Базар, куда отступила бо́льшая часть турецких войск, защищавших древнюю болгарскую столицу.

Измученные, голодные, но вместе веселые и счастливые, опустились мы на землю. Казаки рассыпались по соседним полям и начали таскать снопы пшеницы и кукурузы для своих усталых коней. Некоторые захватили прекрасные круглые палатки, брошенные турками, и теперь разбили их для себя и офицеров. На первый план у всех явилась забота об отдыхе и еде. Зажглись костры, закипали котелки, появилась закуска и местное вино, а с ним и оживленная товарищеская беседа…

Не успел я прилечь на солому и слегка забыться, как меня потребовал к себе командир полка. «Вы вот там все охотились на турок, – сказал добродушно Краснов. – Так не угодно ли теперь взять полусотню и занять аванпосты верстах в трех от бивуака. Посторожите нас, а мы отдохнем спокойно!..» – «Слушаю, полковник!» – отвечал я, хотя невольно состроил кислую гримасу: вместо сна и отдыха приходилось снова на целую ночь садиться на коня.

Темень стояла страшная, в десяти шагах невозможно было различить человеческую фигуру. Выбрав трех полковых урядников и дав каждому из них по восемь казаков, я приказал им направиться по трем главным дорогам, идущим от Тырнова в северовосточном направлении на Лесковац, снабдив при этом необходимыми инструкциями. Ночью раза два объехал дороги, проверил посты и порядком проблудил в совершено незнакомой местности. Только под утро вернулся на бивуак, завалился в свою палатку и заснул как убитый.

Ночь прошла совершенно спокойно.

Утром, часов в 11, меня снова позвал к себе Краснов.

– Вот вам новое поручение: разузнайте, куда отступил неприятель и где его главные силы. Направляйтесь с вашею полусотней через деревни Арнауткиой, Горные и Дольние Раховицы до деревни Лесковац, а оттуда обратно другой дорогой. Разузнайте подробно обо всем… Ну, до свидания, желаю успеха!

«Черт возьми! – думал я, собираясь в новый путь, – почему это гусар не назначают в разъезды и аванпосты, а все мы, казаки, отдуваемся? Вчера эти господа в резерве отдыхали и сегодня тоже барствуют!..»

Выступив со всеми военными предосторожностями с бивуака, я направился к деревне Арнауткиой, до которой было около шести верст. Версты за две еще до селения мы услышали колокольный звон и удары в тарелки, а у самой окраины нас встретили жители-болгары с радостными, сияющими лицами, в нарядных праздничных костюмах. Впереди толпы стоял священник в полном облачении и с крестом в руках, несколько пожилых болгар держали образа и хоругви.

Сняв шапки и сложив на груди руки, болгары, при нашем приближении, стали громко и восторженно кричать: «Да живо Царь Александр, Царь Николай, да живо русско воинство!..» Женщины и девушки в своих красивых национальных костюмах, с букетами и вышитыми полотенцами в руках, при проезде нашем осыпали казаков цветами и дарили им свои рукоделья. А в самой деревни жители повытаскивали на улицу ушаты с водой, ведра с водкой и вином, всевозможные фрукты, пироги, сладости и проч. Все это предлагалось нам молодыми красивыми девушками, которые смело бросались между лошадьми и с сияющими, смеющимися личиками упрашивали казаков взять их угощения и подарки.

Но особенно трогательную картину представляла из себя группа стариков-болгар с обнаженными седыми головами, с глубокими морщинистыми лицами. Они протягивали нам свои грубые, мозолистые руки и, со слезами на глазах, благодарили за спасение их от ненавистных мучителей турок, за освобождение от тиранства и позорного, векового рабства. Они говорили, что давно уже ждали этой счастливой минуты, что мы – желанные, дорогие гости, что теперь они могут спокойно умереть под нашею защитой… Невольно и у меня навернулись на глазах слезы при виде этой торжественной, глубоко патриотической сцены.

Я остановил полусотню, слез с коня и приложился к кресту, который держал в руках священник. Меня моментально окружила толпа братушек, и несколько хорошеньких болгарок наперерыв предлагали мне фрукты, вино и цветы…

Невольно залюбовался я красивым и здоровым типом молодой болгарской женщины – глаза мои разбегались во все стороны…

Помню, особенно привлекла мое внимание молоденькая девушка лет 14–15. Она стояла впереди всех с букетом в руках в простом, но очень изящном костюме (очень похожем на наш малороссийский и состоявшем из прекрасно вышитой шелком рубахи, шерстяной юбки, красивого фартука с поясом и разного ожерелья) и как-то вопросительно, удивленно смотрела на меня своими большими темно-карими и задумчивыми глазками. Ум, энергия и страсть светились в этих чудных глазах южной красавицы, длинная черная коса которой опускалась ниже колен. Я машинально протянул руку к букету юной болгарки и долго не мог отвести глаз от ее выразительного, симпатичного личика… А букет этот хранился почти всю кампанию в моем походном чемоданчике.

– Ну что, турок нет близко? – спросил я окружавших меня болгар, оторвавшись, наконец, от лица деревенской Психеи.

– Э, ич нема – бегал на Балкан! – радостно и смеясь отвечали братушки, характерно прищелкивая языком и указывая на горы.

Побеседовав еще немного с гостеприимными жителями, я двинулся далее, напутствуемый самыми теплыми пожеланиями.

Не успели мы даже выехать из деревни, как о нашем приближении были извещены с помощью условных знаков жители соседних селений, и там поднялся самый усердный трезвон в колокола и тарелки. (Этим же звоном жители старались спастись и от беспокойных шаек башибузуков[131], бродивших в горах.)

Подъезжая к деревне Горные Раховицы, мы с удивлением увидели большую толпу болгар (около тысячи человек), медленно двигавшуюся нам навстречу.