Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время обнимать
Март 1942, Чемберлиташ – Гюльхане – Шехремини
Темные кинозалы, где они сидели, взявшись за руки, жадные поцелуи украдкой в парках, на пустынных улицах, у дверей пансиона, разговоры в прокуренной кофейне, перекусы прямо на улице. Если повезет, они случайно встречались иногда в клиниках, ведь у них общая профессия. Они вместе уже год, счастливый год, в который они так узнали друг друга. Но иногда она задумывалась, достаточно ли этого Исмаилу? Достаточно ли этого для его любви? Готова ли Фрида «пойти дальше», если он захочет?
Броня говорила с дочерьми на эту деликатную тему исподволь, намеками, упоминая неких «юных девушек, которые зашли слишком далеко» или которые «утратили свое девичество», и советы давала весьма туманные: «Ой-вей, какой позор! Если эта тонкая оболочка целомудрия порвется, ее уже не вернешь! Кто захочет девушку с потерянным девичеством. Сейчас ее, говорят, могут сшить, но, как по мне, это не очень убедительно». Или: «Не надо испытывать терпение у мужчины! Вот почему, даже если девушка обручена с молодым человеком, они ни в коем случае не должны оставаться наедине. Кто хранит вместе огонь и порох? И поэтому еще не стоит затягивать помолвку, а то так и до беды недалеко!»
Было неясно, прислушалась ли Эмма к советам матери. По счастью, у них с Ференцем ничего не затянулось, и в то короткое время, что длилась их помолвка, она возвращалась вечером с работы как обычно. Этого было достаточно, чтобы у родителей не возникло желания проверять, где она была и чем занималась в течение дня.
Начав жить отдельно, Фрида во многом освободилась от влияния матери. Но в каком-то отношении она все еще пребывала в блаженном сне неведения, воображая, что некоторые вещи произойдут сами собой. Ей не у кого было спросить совета: мать и сестра могли быть откровенны до определенного предела, и никогда не заговорили бы с ней о половой жизни. Она должна была принять собственное решение.
Фрида Шульман, студентка-медик, прочитавшая много романов, считала секс частью любви и понимала, что невозможно делать вид, будто половая жизнь существует только в браке, что ее влечет к мужчине, которого она любит, и что для самого Исмаила лучше быть вместе с женщиной, которую он любит, чем с «доступными» женщинами. Но Фрида, дочь Брони Шульман, терзалась вопросом, что подумает о ней Исмаил, если она «пойдет дальше»? Не увидит ли в ней «доступную» женщину? Последнее время обе Фриды постоянно спорили друг с другом; время от времени спор затихал, и она с облегчением оставляла все плыть по течению. Время обнимать того, кого любишь, несомненно, наступит.
В тот день Фриду с утра переполняло радостное волнение, причину которого она никак не могла понять. Может, потому что она наконец совершила маленькую революцию, о которой мечтала почти год: уговорила родителей разрешить ей не приезжать в Мода на каждые выходные.
В первое солнечное воскресенье марта, когда долгая зима осталась позади, Исмаил и Фрида сидели в одной из кондитерских в Чемберлиташе и обсуждали пожар, который несколько дней назад почти полностью разрушил особняк Зейнеп-ханым. Небо переливалось голубизной, словно его накануне омыло дождем. На улицах было пустынно. За столиком напротив торопливо ел суп какой-то толстяк, официант протяжно зевал, глядя в окно.
– Не съесть ли нам еще один казандиби? – предложил Исмаил.
Фрида посмотрела на творожные рулеты, припорошенные корицей, выстроившиеся в ряд на стеклянной витрине.
– Нет, пойдем уже.
Она была далеко от семьи, вдвоем с Исмаилом, наконец-то свободна… Она может делать что хочет, идти куда хочет. Внезапно она почувствовала прилив волнения, и, должно быть, оно отразилось на ее лице, потому что Исмаил чуть подался вперед и с улыбкой взял ее за руку:
– Что случилось, Фрида? Я ведь только предложил тебе второй казандиби. Не такое уж приключение!
Хотя он смеялся, но и сам выглядел взволнованным.
Наконец, они оплатили счет и отправились в сторону площади Султанахмет.
Фрида взяла Исмаила за руку:
– В «Мелеке» идет новый фильм.
Исмаил засмеялся.
– У меня нет денег. К тому же стыдно сидеть в темноте и духоте в такую погоду. Пойдем в парк Гюльхане.
Они вошли в парк со стороны Сарайбурну и сели на деревянную скамейку, с которой был виден противоположный берег Босфора. В полуденном свете они разглядывали Кадыкёй, Чамлыджу, Ускюдар; взявшись за руки, они в молчании вдыхали запахи зеленой травы, вековых платанов и ореховых деревьев. Фриде казалось, что она как будто впервые ощущала его по-настоящему: запах первой зелени, распускающейся листвы, запах всего парка, а может, и всего города, веселого и живого. Казалось, переливчатое голубое небо было наполнено радостными вибрациями, а легкий ветерок – обещаниями счастья.
Исмаил закурил и обнял Фриду за плечи:
– Несмотря на солнце, еще прохладно, смотри не простудись!
– Не волнуйся, на мне пальто!
Но вскоре ветер подул сильнее, и Исмаил обнял ее еще крепче.
– Так мы долго не просидим. Поскольку у нас весь день впереди, я хочу сказать…
Он остановился, откашлялся:
– Я хочу сказать… У моего друга есть комната в Шехремини, и он вернется сегодня поздно. Пойдем туда, когда замерзнем?
Все-таки предложение съесть рулет и в самом деле оказалось прелюдией к приключению.
– Пойдем, – просто ответила Фрида.
По дороге они почти не говорили. Сойдя с трамвая, свернули в переулок; Исмаил остановился перед двухэтажным домом, вынул из кармана ключ и повернул его в замке. «Он заранее все продумал», – мелькнуло в голове у Фриды. Дверь со скрипом открылась.
В просторной комнате царил ледяной холод. Исмаил, который, вероятно, тут не раз бывал, нервно прикурил сигарету, взял дрова из корзины и затопил печку. Потом он повернулся к Фриде и сказал со смешком:
– Безумный март! Выгоняет нас на улицу. Не снимай пальто, пока в комнате не станет жарко.
Они весь день произносили простые и пустые фразы, обходя стороной главное. Фрида чувствовала, как колотится ее сердце. Лучше молчать.
– Может, еще дров подбросить? Ты проголодалась? Здесь ничего нет. Может, нужно было что-то купить по дороге? – Исмаил засыпал ее вопросами. Наконец он сказал: «Я приготовлю чай», – и направился к белому столу в углу, на котором стоял примус. Фрида сняла пальто и бросила его на кожаное кресло с рваной обивкой. Вскоре Исмаил принес на подносе заварочный чайник, два стакана и горстку
