А я сжала кулаки до отрезвляющей боли так, что ногти, врезавшись в кожу, наверняка оставили на ней полумесяцы красных следов. Лишь бы не поддаться, не откликнуться на этот призыв темного.

Эрриан моргнул, внимательно посмотрел на меня. Его губы превратились в линию, лицо посуровело, став властным и отстраненным. Лунный словно вспомнил, кто он, кто я и где мы оба. Отстранился, а затем и вовсе встал, помогая мне подняться, и, кажется, чисто машинально ответил на мой вопрос:

— Допросил служку. Он уже пришел в себя и рассказал, где и как подцепил подселенца, — сухо и холодно, будто пытаясь отгородиться от меня и уже сожалея о своем порыве, произнес Эрриан.

Мне бы радоваться тому, что темный сам отстранился, но вместо этого захотелось прикоснуться к его скуле. Провести ладонью по щеке, почувствовать тепло его кожи, зарыться пальцами в белоснежные волосы, прижаться, вдохнуть аромат кедра и мороза — запах Эрриана. Но если я сейчас поддамся, пойду на поводу своих чувств, то дальше меня ждут лишь пустота и боль потери. Он проклят. Он смертник, дни которого сочтены. И если не Эйта сведет его с ума, так те, кто получил этой ночью послания из Йонля, постараются.

Например, Астор. В том, что ему было дано предписание тихо и аккуратно уничтожить пришлых, я уже не сомневалась. Простой стряпчий — и чтобы так лихо пускал в полет звезды? Это же не фехтование, которому обучались отпрыски благородных семей.

Скорее уж метать ножи — умение наемников, воинов, охотников на нежить. В общем, совсем не тех, кто зарабатывает себе на жизнь переписыванием бумаг. Следом возник другой вопрос: каковы истинные причины появления Астора в Хеллвиле? Была ли это ссылка бастарда за прегрешения его сводного брата перед короной или рыжий — подосланный убийца?

От последней мысли даже замотала головой: ну и расшалилось мое воображение! Да наверняка этому надменному лэрнутому просто пришло такое же письмо, как и мне, с намеком. Может, пообещали снять обвинение с братца, а его возвратить в столицу? Вот он и решил воспользоваться ситуацией.

Все это пронеслось в голове в один миг яркой вспышкой, пока Эрриан вставал сам и помогал подняться мне. И судя по тому, как темный подозрительно глянул на рыжего, не у одной меня появились подозрения.

Астор смерил лунного ответным, далеким от дружелюбия взглядом. В воздухе разлилась тишина. Она была настолько обманчивой, что в нее никто не поверил. Даже Мажета, клещом вцепившаяся в Крона.

Джером прищурился, поудобнее взял меч. Правда, сейчас его хват за рукоять чем-то смутно напоминал то, как лесной разбойник держит дубину. Будто темный собирался не рубить противника, а приласкать плашмя или отбить летящий мяч. Такой с пятью заточенными до остроты лезвий лучами мяч.

М-да, сдается, что Джером тоже припомнил ту самую, первую звезду, что сейчас красовалась в центре креста. А могла бы — и в голове. И, вероятно, не в гримьей.

— Ты хотел нас убить? — Вопрос Эрриана, заданный повседневным тоном, заставил меня похолодеть.

Выходит, мне не показалось и целился Астор действительно в смуглого.

— Хотел бы, снял бы первой же звездой, — прищурившись, ответил Крон.

— «Не хотел» и «не смог» — разные вещи, — не удержалась я.

— Что-о-о? — вопросили хором темные и Астор.

И если пришлые — изумленно, то рыжий — точно его обвинили в профнепригодности.

Пришлось просветить эту совсем не святую троицу о том, что своей «точностью», косящей гримов как моровое поветрие, рыжий обязан благослов… хм… проклятию из уст одной ведьмы.

— А чего такого? — Я развела руками в ответ на возмущенный взгляд Астора. — Я же тебя не лихорадкой с почесухой наградила. Все полезно и для дела. К тому же зачем мне магию зазря разбазаривать на нежить, когда у вас, господин Крон, так отлично получалось убивать гримов?

О том, что сил чаровать у меня попросту не осталось, я тактично умолчала. Пусть думают, что я поступила в исконно ведьмовских традициях: то бишь столкнула всех лбами, не растратив и капли магии, и наслаждалась зрелищем с высоты.

Именно в тот момент, когда взгляд рыжего начал метать громы и молнии в адрес одной ведьмы, мне почудились раскаты и треск. Ан нет, не показалось. Треск стал громче. Мелькнула шальная мысль: неужели Астор — стихийный маг? Но потом раздался крик Мажеты «а-а-а», и она поехала по крупу лошади вниз спиной вперед, держа в руках оторванный край плаща рыжего.

Это был тот самый неловкий момент, когда не мужчина контролирует ситуацию, а ситуация — мужчину. Рыжий рефлекторно обернулся.

Мажета оказалась прыткой девицей и успела, как крыша дома скорби, съехать. Рука Астора скользнула, и он в последний момент ухватился за лоскут, мгновением раньше отодранный от его плаща. Не сказать, чтобы это сильно помогло: теперь с каменного коня стали съезжать двое. Зато медленнее.

— Джером, спаси меня! — дурниной проревела на все кладбище Мажета.

Увы, смуглый не проявил чуткости, деликатности, расторопности. Да и вообще всем своим видом показал, что он из тех, на кого не только полагаться, но и облокачиваться не стоит.

— Да отпусти ты эту тряпку и прыгай вниз. Тут пару локтей лететь до земли, — посоветовал пожиратель.

Я про себя хмыкнула: Джером преуменьшил расстояние раз эдак в пять. Одним словом, темный, что с такого возьмешь? У сынов Мрака ничего путного нет: ни совести, ни чести, ни, как выяснилось, глазомера. Глазомера — особенно.

— Я разобьюсь! — истошно вопила Мажета, дрыгая ногами в башмаках, которые болтались как раз на высоте, которая так щедра на вывихи и растяжения. — Джери, поймай меня!

— Ага, — резко увлеченный прорехой на штанах и деловито осматривающий ее, согласился пожиратель. — Знаю я вас. Сначала только руки подставь, чтобы поймать, а потом с шеи снимать замучаешься.

А рыжий и его ноша между тем медленно продолжали спуск. Не успела я подумать, что такими темпами к вечеру эти двое самостоятельно окажутся на земле, как Астор сдуру схватился за каменную репицу хвоста.

Спустя миг мы поняли две вещи. Во-первых, мрамор — камень очень хрупкий, из него не то что памятники делать, куличики лепить опасно. Во-вторых, из полуаристократов выходят полноценные и весьма неплохие вандалы. Астор, лежавший на снегу и сжимавший в одной руке лоскут собственного плаща, в другой — отломившийся кусок мрамора, был наглядным тому подтверждением. Рядом напоказ стенала Мажета. Хотя, как по мне, рыжему досталось больше. И пока он не успел прийти в себя, я поспешила задать вопрос, который меня мучил с самого появления этого дуэта на кладбище:

— Мажета! Как вы так быстро нас нашли?

Та, охая и потирая то место, где спина заканчивает свое благородное название, недовольно буркнула:

— Он, — кивок в сторону рыжего, — когда мы из виду вас потеряли, сказал, что наверняка вы на кладбище будете. И не ошибся.

Наши взгляды сошлись на Асторе, который отбросил свои трофеи и медленно, держась за затылок, садился на снег.