Уж больно непривычно. Древлянский князь создает личные части специального назначения. Не у себя в Искоростене, а в Киеве. Ничего, что в известной нам истории Свенельд через неполные шесть лет отправит Игоря под дерновое одеяльце? Согласен, только одна версия, по другой это сделает Мал. Но нюанс в том, что Мал и Свенельд – один человек! Игорь спокойно смотрит, как древляне совершенствуются в воинском искусстве посреди Киева. Кого Светлен ставит командиром новорожденных «Стрибоговых детей»? Никогда бы не догадался. Олега! Сына и наследника Великого Князя. Киевлянин руководит древлянским спецназом, создаваемым в Киеве из древлян! Тушите свет!

Кстати, не только из древлян, национальный признак при отборе кандидатов не имел принципиального значения, хотя хазар и ромеев не брали. По причине отсутствия кандидатов. А вот кривичей и радимичей хватало.

«Курс молодого живодера» проходили еще два человека. Четырехлетний Святослав, будущий победитель хазар в нашей истории и монголов в вашей. И неугомонная Галка, выторговавшая это право за коробку «Л’ореаля» и технологию окраски. Святослава чуть позже перевели в свежесозданную детскую группу. А Галка упорно носилась вместе с мужиками, пытаясь за ними угнаться. Естественно, регулярно ругаясь по этому поводу со Светленом, не испытывая ни малейшего пиетета перед его возрастом и положением, и явно собиралась, вернувшись в родной мир, не зависеть от своего везения. Верить в невозможность возврата «мавка» категорически отказывалась.

При взгляде на эту девчонку, на ее тщательно и неумело скрываемые мучения, на губы, беззвучно шепчущие: «Мама…», в голову упорно стучалась мысль, которая не дает мне покоя до сих пор. И чем дальше, тем больше.

С того момента, как мы ушли в прошлое, наш мир исчез. Есть небольшая вероятность, что реальность раздвоилась, создав отдельный вариант для нас. Но почему-то не сильно верится. Уж больно неуверенно проф про это говорил. Будто себя успокоить пытался. Хотя бывают же чудеса… Например, неучтенный портал в Калуге. Вот только по времени отправки он с нашим совпал идеально…

Так вот. Если рассматривать худший вариант, то наш мир исчез. И все жившие там люди тоже. Мы, хронодружина, не оставили позади никого. Если и были у кого близкие, то только в дружине. Те, кто с нами работал, и не подозревали, что уничтожают свой мир. Кроме двух человек, которые знали все. Профессор и генерал. И шли на возможность уничтожить мир сознательно. Нет, я, прожженный циник и реалист, признаю возможность самопожертвования. Тем не менее шестнадцать лет растить собственную смерть только ради надежды, что измененный жертвой мир будет лучше существующего… И даже не в собственной смерти дело, мы тоже не раз смотрели ей в глаза, и для многих очередная игра в гляделки закончилась поражением.

Но и у профа, и у генерала были дети. И внуки. Кубенин за пару лет до Выхода стал прадедом. Возился с правнучкой все свободное время…

Каково это, работать, зная, что, если все получится, исчезнешь не только ты, не только этот гребаный мир с обнаглевшим и изолгавшимся ворьем у власти и в оппозиции, но и все, что тебе дорого?! Родные, близкие, дети, внуки… Вот этот смешной комочек, продолжающий твой род уже в четвертом поколении, радостно гомонящий при каждом твоем визите и будящий по утрам беспрекословным приказом: «Деда, тань!» И ты встаешь, кормишь ее, меняешь испачканные штаны, катаешь на качелях… А потом идешь на службу, где делаешь все для того, чтобы она исчезла. Она. Ее мама и бабушка, твои внучка и дочка, которых ты когда-то тоже нянчил такими же комочками. И ты сам… Вы все исчезнете ради того, чтобы появился совершенно другой мир. С другими людьми. Может быть, лучшими, но другими. Которые не знают тебя, а ты не знаешь их. Которые тебе безразличны. И чьи дети никогда не скажут тебе: «Деда, тань!» Потому что ты им будешь чужой. И потому, что тебя просто не будет.

Какую надо иметь верность идее, какую решимость, какое самообладание?! Смог бы так кто-нибудь из нас? Я, например? Тогда мне казалось, что да. Сейчас… Думаю, что нет. Не думаю. С того самого момента, когда я взял на руки своего первенца, я знаю точно – я бы не сумел. Наверное, и генерал, и профессор – сумасшедшие фанатики, и им место в психушке. Но я не могу осуждать этих людей. И не потому, что был с ними лично знаком. Просто…

Потомок! Помни! Если наше мероприятие не привело ни к чему хорошему. Если там, у вас, в новом будущем, все так же паршиво, как было у нас, или даже хуже. В любом случае. Пока существуют такие люди, как Кубенин и Артюхин, надежда есть. Они обязательно что-нибудь придумают».

И снова был май. И снова было солнце. И девушки на улицах. Пожалуй, они стали еще соблазнительнее. За прошедшие годы одежда сильно изменилась, и совсем не в сторону повышения нравственности. Сексуальная революция с опозданием, но добралась до просторов одной шестой части суши.

И здание было то же. Вот только вывеска «Гипротрансмаша» утонула в испещривших фасад аляповатых табличках десятков компаний, фирм и фирмочек. А кабинет остался прежним. И люди не изменились. И говорили те же люди о том же…

Генерал, откинувшись на спинку солидного директорского кресла, неторопливо отхлебывал чаек, принесенный секретаршей, не потерявшей вышколенности. Артюхин устроился за столом для совещаний в позе роденовского «Мыслителя». Только локоть упирался в столешницу. При габаритах профессора получалось вполне естественно. И достаточно живописно.

– Кончилась наша спокойная жизнь, – сказал Кубенин. – Роют.

Спокойно сказал, как будто речь шла не о сумасшедшем проекте, способном до полной неузнаваемости изменить мир, а о чем-то мелком и незначительном.

– Патрушев? – уточнил Артюхин.

– Если бы… Посерьезней люди есть. С самого верха.

Кубенин даже не поднял головы:

– Успеют? Меньше недели осталось…

Генерал неопределенно пожал плечами:

– Не знаю. Вряд ли. Материалов у них – мизер. Сомневаюсь, что сумели накопать хоть сколько-то. Без войсковой операции нас не взять. А это так просто не организуешь. Основания серьезные нужны.

– Или шарахнуть чем-то.

– Тоже без оснований никак. Раньше такое могли, решительные люди были. Нынешние только о своей жопе думают. Да как Запад отреагирует. Нет, не должны решиться. Проверку пришлют, наверное. Под плановую.

– Когда?

– Насколько я понимаю, полетят регулярным рейсом. Правительственный транспорт гонять не станут. По расписанию – в среду вечером в Городе. Может, собьем? – мечтательно протянул генерал. – Есть у меня в загашнике пара «Стрел».

– Самому не смешно? – хмыкнул профессор. – Террорист нашелся. Не помешает нам эта комиссия. Пока доедут, все кончится.

– Тоже верно, – согласился Кубенин. – Не уточнил? Действительно, кончится?

– Тысячу раз говорили, – проворчал Артюхин. – Точно не знаю. Мы ни хрена не понимаем в физике пространства-времени. В самом начале пути. Был бы сейчас пятидесятый или хотя бы семидесятый… Ни о каких экспериментах речи бы не шло.