– Да отстаньте вы от меня, наконец, – завозился Наполеонов на стуле и попытался встать.

– Сиди, сиди, Шурочка, – пропела Мирослава и протянула ему стакан воды, который уже успел налить Морис.

Наполеонов выпил воду залпом и, вытерев слёзы рукавом, спросил:

– Что я получу взамен?

– Лавры Цезаря!

– Зубы-то мне не заговаривай, – хмыкнул Наполеонов.

– Шура! Ты что, сам не догадался? Ты раскроешь преступление! И начальство будет петь тебе дифирамбы.

Следователь, представив своего начальника, Солодовникова Фёдора Поликарповича, в белой тунике и с лирой в руках распевающим в его честь хвалебные песни, помотал головой, отгоняя видение, и пробурчал:

– Что-то сомневаюсь я.

– А ты не сомневайся! – И, посмотрев на друга детства, добавила: – Про дифирамбы я не в прямом смысле слова.

– Спасибо, утешила, – хмыкнул Наполеонов, – а то я уж подумал, где мне тунику и лиру доставать для начальства.

Детективы прыснули со смеху, так же, в свою очередь, представив солидного Солодовникова в тунике и греческих сандалиях.

Наполеонов одарил их неодобрительным взглядом и нашёл в компьютере нужный файл.

– А бумажные фото есть? – быстро спросила Мирослава.

– Неугомонная какая, – проворчал Наполеонов и, кряхтя, встал со стула и направился к сейфу, достал тугой пакет, вернулся к столу и рассыпал на нём фотографии: – Что ты хочешь тут найти?

– Пока не знаю, – Мирослава стала перебирать и рассматривать снимки.

– Как видишь, ничего необычного, – бормотал ей под руку следователь.

– Шур! А бусы?

– Что бусы?

– Вы установили, кому они принадлежали?

– Сначала я подумал, что они были на шее Виолетты Потаповой. Но она категорически заявила, что у неё никогда не было нитки жемчуга. Подтвердили это и две её бабушки, – сказал Шура.

Мирослава улыбнулась, представив, какую истерику закатила бы Андриана Карлсоновна, услышав, что Наполеонов назвал её бабушкой.

– Можно мне посмотреть? – спросил Морис.

Мирослава протянула ему фотографии. Шура пожал плечами, думая про себя: «Ещё один эксперт нашёлся».

– Это речной жемчуг, – сказал Морис.

– Откуда ты знаешь? – подозрительно спросил Шура.

– Знаю. И стоит такая нитка не более тысячи рублей.

Наполеонову это уже было известно от экспертов, и он не стал спорить.

– Правда? – спросила Мирослава, улыбнувшись: – А мне нравится.

– Хотите, я вам такую хоть завтра куплю? – спросил Миндаугас.

Шура скептически хрюкнул. Ему ли не знать, что его подруга не носит украшений.

Но, к удивлению обоих, Мирослава сказала:

– Хочу!

Морис пожал плечами и на следующий день, как и обещал, съездил в ювелирный и купил ей нитку речного жемчуга. Мирослава, судя по её засиявшим глазам, оказалась довольна его подарком.

Чуть позже, зайдя в её комнату, он увидел на журнальном столике удивительную композицию, состоящую из высокого подсвечника с серебристой свечой, перевернутой раковины рапана и веточки белого коралла. Общую картину дополняла тонкая ваза из чешского стекла с одним-единственным голубым ирисом в ней. Нитка жемчуга, подаренная Морисом Мирославе, изящно обвивала эту вазу.

– Спасибо, что не спрятали в шкатулку, – невольно улыбнулся он.

– Всему своё время, – пожала она плечами.

– Вот за что я вас люблю, так именно за то, что вы всегда умеете утешить человека.

В ответ она весело рассмеялась.

В коттедж они вернулись к вечернему чаю. И вдвоём. Шура ехать с ними категорически отказался, сославшись на то, что задержится на работе, а поздний вечер проведёт вдвоём с матерью.

– Я и так не слишком часто балую её своим присутствием в родном доме. А она всё-таки мой самый родной человечек. – И, покосившись на Мирославу, добавил: – Слав, ты только не обижайся.

– Глупенький, – ласково отозвалась она, – на что же здесь обижаться? Ты абсолютно прав.

– Спасибо. – Он подошёл к ней, привстал на цыпочки и чмокнул её в щёку.

Миндаугас проявил своеволие и прицепил «Волгу» тросом к «БМВ». Он был готов к тому, что Мирослава рассердится и велит ему отцепить машину. Но она ничего не сказала, сев на пассажирское место в иномарку. Морис сознавал, что по уму надо было прицепить «БМВ» к «Волге», так как под её капотом стоял мотор, позволяющий развивать скорость гоночного автомобиля. Но Морису хотелось оставаться за рулём, и поэтому он сделал то, что сделал.

Мирослава всю дорогу до дома молчала, была тихой и задумчивой. Морис поглядывал на неё в зеркало и ни о чём не спрашивал. Смутно он догадывался, о чём она думает, и ему очень хотелось взять её руку в свою и пожать, но он не решался.

Зато соскучившийся Дон бросился в объятия хозяйки, едва она выбралась из салона.

– Вы идите в дом, – сказал Морис, – я сам поставлю в гараж обе машины. – Она в ответ только благодарно кивнула.

– Ужинать будем? – спросил он, войдя чуть позже на кухню.

– Я, в общем-то, не голодна, – отозвалась Мирослава и тут же стащила с тарелки из холодильника кусочек сыра, села на диван и стала жевать. Кот устроился рядом с ней и тоже получил кусочек сыра. Морис покачал головой, поставил на плиту чайник, а в духовку сунул заранее испечённые им блинчики из гречневой муки.

И она тут же соблазнилась ими и утащила один блинчик ещё до того, как он поставил блюдо на стол. Но потом они всё-таки чинно сели за стол. Расправившись с блинами, Мирослава рассказала Миндаугасу о соседях молодой пары Окуневых – Клаве, бабе Тоне, Анжеле и её возлюбленном Вадиме.

– Насколько я понимаю, именно он и стал свидетелем того, что Виолетта не убивала Филиппа?

– Он, – подтвердила Мирослава, – но для стопроцентной гарантии её безопасности нам всё-таки нужно найти настоящего убийцу.

– Нужно, – согласился Морис и спросил: – У вас есть идеи?

– Возможно…

– Какие?

– Морис! Как ты думаешь, кто является кладезем информации?

– Справочное бюро.

– Фу! – фыркнула Мирослава.

– Тогда я сдаюсь.

– Подруги!

– Чьи?

– Например, Майи Лоскутовой.

– Вы что, подозреваете её?!

– А почему нет?

– У неё же алиби!

– Она могла нанять кого-то.

– Интересная мысль, – медленно проговорил Миндаугас. – Значит, нам нужны подруги.