Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так он же кастрированный, ты забыл? — подумал Луис.
Он вылез из ванны, схватил полотенце и принялся судорожно вытираться. Успел побриться и почти оделся, когда опять зазвонил телефон — такой пронзительно-громкий в пустом доме. Луис резко обернулся на звук и вскинул руки. Потом медленно опустил. Сердце бешено колотилось в груди. Он буквально чувствовал, как его мышцы мгновенно наполнились адреналином.
Это звонил Стив Мастертон, снова спрашивал про ракетбол, и Луис сказал, что приедет в спортзал через час. На самом деле он не располагал временем на развлечения и сейчас ему было явно не до ракетбола, но ему требовалось куда-то выйти. Сбежать из дома — от этого проклятого кота, которого здесь вообще не должно быть.
Он быстро заправил рубашку в джинсы, запихнул в сумку шорты, футболку и полотенце и побежал вниз по лестнице.
Черч лежал на четвертой снизу ступеньке. Луис споткнулся об него и чуть не упал, но все же сумел схватиться за перила и избежать падения, которое могло закончиться очень плачевно.
Он остановился у подножия лестницы, хватая ртом воздух. Сердце колотилось как ненормальное. Кровь бурлила адреналином — ощущение не из приятных.
Черч встал, потянулся… и, кажется, усмехнулся, глядя на Луиса.
Луис ушел. Умом он понимал, что надо выставить Черча из дома. Но в ту минуту просто не смог бы заставить себя прикоснуться к коту.
26
Джад прикурил от большой хозяйственной спички, задул ее и швырнул в жестяную пепельницу с едва различимой рекламой «Джим Бим» на донце.
— Ну так вот. Про это место мне рассказал Стэнни Бушар. — Он задумчиво умолк.
На клетчатой клеенке, покрывавшей кухонный стол, стояли практически нетронутые стаканы с пивом. Закрепленная на стене бочка с керосином трижды булькнула и умолкла. Ближе к вечеру Луис перекусил в кампусе вместе со Стивом, взял пару сандвичей в полупустой «Берлоге». Подкрепившись, он начал как-то спокойнее воспринимать возвращение Черча, и его уже не трясло от одной только мысли об этом, но ему все равно не хотелось возвращаться в пустой, темный дом, где этот кот — скажем прямо, ребята, — мог выскочить откуда угодно.
Вечером Норма немножко посидела с ними, поглядывая в телевизор и вышивая картинку, маленькую сельскую церквушку на фоне заката. Крест на шпиле церквушки выделялся четким черным силуэтом в лучах заходящего солнца. Норма сказала, что вышивка предназначается для рождественского благотворительного базара в их местной церкви. Всегда большое событие. Пальцы Нормы двигались совершенно нормально, ловко управляясь с иголкой. Сегодня вечером ее артрит почти не давал о себе знать. Луис подумал, что это, наверное, из-за погоды, холодной, но сухой. Норма уже оправилась после сердечного приступа, и в тот вечер — меньше чем за три месяца до инсульта, который ее убьет — Луис подумал, что она выглядит менее изможденной и даже помолодевшей. В тот вечер он мог разглядеть в ней ту девушку, которой она была когда-то.
Без четверти десять Норма ушла спать, и Луис с Джадом остались вдвоем. Старик молчал и сосредоточенно разглядывал дым от своей сигареты, как ребенок, который рассматривает полосатый столб у парикмахерской, чтобы понять, куда исчезают полоски вверху.
— Стэнни Би, — тихо подсказал Луис.
Джад моргнул, выходя из задумчивости.
— А, да, — сказал он. — Все в Ладлоу — и, думается, в Бакспорте, Проспекте и Оррингтоне — звали его попросту Стэнни Би. В том году, когда умер мой пес Спот — в смысле, в тысяча девятьсот десятом, когда он умер в первый раз, — Стэнни был уже стариком, причем явно выжившим из ума. Были и другие, кто знал про микмакское кладбище, но мне о нем рассказал Стэнни Би. Он сам узнал о нем от отца, а тот — от своего отца. То еще было семейство — французы, как они есть. — Джад рассмеялся и отхлебнул пива. — Я до сих пор слышу, как он изъяснялся на своем ломаном английском. Он нашел меня на задворках платной конюшни, что раньше стояла на пятнадцатом шоссе — только тогда это было еще не шоссе, а столбовая дорога Бангор — Бакспорт, — примерно там, где сейчас стоит завод «Оринко». Спот еще не умер, но был уже совсем плох, и отец отправил меня купить корма для кур, который тогда продавал старый Йорки. Этот корм был нам нужен, как корове седло, и я сразу понял, зачем он отослал меня из дома.
— Он собирался прикончить пса?
— Он знал, как сильно я любил Спота, и подумал, что мне лучше этого не видеть. Я зашел к старому Йорки, и пока тот отмерял зерно, отправился на задний двор, уселся на старый жернов и расплакался в голос.
Джад медленно покачал головой, все еще улыбаясь одними уголками губ.
— И тут ко мне подошел Стэнни Би. Половина жителей города считала его тихим и безобидным психом, а половина — опасным и буйным. Его дед был известным траппером и торговцем пушниной в начале прошлого века, изъездил все побережье от Приморских провинций до Бангора и Дерри, добирался даже до Скаухигана, а это совсем далеко на юге… скупал там шкуры, ну то есть мне так говорили. У него был большой фургон, обтянутый сыромятной кожей, прямо как в каком-нибудь бродячем цирке. Фургон был весь разрисован крестами, поскольку дед Стэнни Би быт добрым христианином и, когда напивался, проповедовал о Воскресении Христовом. Так говорил Стэнни Би, он вообще много рассказывал про своего деда. Однако фургон был разрисован не только крестами, но и разными индейскими знаками, потому что дед Стэнни Би верил, что все индейцы — не важно, какого племени, — это потомки одного народа, потерянного колена Израилева, о котором сказано в Библии. Он говорил, что все они попадут в ад, но их магия действует, потому что они все равно христиане, пусть и идущие извращенным, проклятым путем.
Дед Стэнни Би покупал у микмаков шкуры и вел с индейцами дела еще долго после того, как остальные трапперы и торговцы либо махнули на них рукой, либо ушли дальше на запад. Он не обманывал микмаков, предлагал хорошую цену. И еще, как рассказывал Стэнни, он знал всю Библию наизусть, а индейцам нравилось слушать рассказы, которыми их забавляли миссионеры до того, как в эти земли пришли трапперы и лесорубы.
Джад опять замолчал. Луис ждал.
— Микмаки рассказали деду Стэнни о кладбище, которым они больше не пользуются, потому что вендиго испортил землю, и о Духовой топи, и о ступенях в скале, и обо всем остальном.
Истории о вендиго тогда ходили повсюду в северных краях. Эти истории были необходимы индейцам точно так же, как нам необходимы некоторые из наших библейских историй. Норма меня проклянет, если услышит, скажет, что я богохульствую, но это правда, Луис. В холодные долгие зимы, когда было нечего есть, кое-кто из индейцев на севере доходил до той точки, когда ты либо умрешь от голода, либо… либо сделаешь что-то очень плохое.
— Каннибализм?
Джад пожал плечами:
— Может быть. Возможно, они выбирали кого-то, кто был уже стар и дряхл, и тогда все остальные на время спасались от голода. И сочиняли историю, что вендиго прошел через их поселение, пока все спали, и дотронулся до них. А согласно легенде, если вендиго дотронется до человека, у того разовьется вкус к плоти своих сородичей.