Альрик шел позади, не торопя ее, а путь от усадьбы до святилища был неблизким, и от размеренного шага по свежему прохладному воздуху она постепенно успокоилась. Мысли потекли ровнее, потом вовсе исчезли. На душе у Хёрдис стало совсем тихо.

Откуда-то вдруг потянуло тонким запахом влажной свежести. Хёрдис вздрогнула от неожиданности: да ведь это тает снег! За время ее походов и битв весна подошла вплотную. А весна на Квиттинге наступает рано; еще немного – и снег растает, бурные ручьи побегут с гор, склоны зазеленеют, скотину погонят на пастбища и рабы переселятся в хижины, покрытые дерном, так похожие на домики горных троллей, и молодые служанки будут бегать к пастухам якобы за молоком, но являться только утром, принося в волосах дурманящий запах свежей травы… Неужели она, Хёрдис Победительница Фьяллей, уже не увидит этой весны?

Хёрдис смотрела вокруг и не верила в это. Полная луна ярко освещала местность, но Хёрдис и без света знала, что вокруг нее. Все эти горы, пестрые россыпи кремневой гальки, ели и сосны, хранящие зелень, такие же упрямые в борьбе со смертью, как и она сама, и рыжий тонкий можжевельник, и бурые валуны, и моховые проплешины, покрытые белесой изморозью, – все это является ее собственным живым продолжением, все они смотрят на нее сотнями невидимых глаз, тянутся к ней сотнями дрожащих рук, так разве может она умереть? Горы Медного Леса бессмертны, они родились одновременно с миром и погибнут только вместе с ним. А до этого еще далеко!

Поднимаясь по склону Раудберги, Хёрдис шагала так спокойно и даже величественно, что Альрик смотрел на нее с удивлением. Ему и его хирдманам было слишком не по себе в этом месте, полном таинственных и древних сил самой земли, под ярким светом полной луны – солнца умерших. Чем ближе к вершине, тем плотнее и гуще казался воздух. Каждый сомневался в душе: а дозволяют ли мне боги войти сюда? Только ведьма держалась так бесстрашно и уверенно, как будто это были ее собственные владения.

Лучи лунного света заливали огромные, в три-четыре человеческих роста, черные валуны, окружавшие площадку святилища на вершине. В этом призрачном свете камни казались живыми: в них снова проснулись древние великаны, которыми они были когда-то. Мудрецы помнили даже их имена: Фростивинд – Морозный Ветер, Блэндаснёр – Слепящий Снег, Авунд – Зависть, Ванветт – Безумие, Фиентли – Вражда… Но даже самый сильный колдун не сразу решился бы назвать эти имена здесь, в полночь полной луны.

Хирдманы остались на склоне горы перед входом в святилище, на саму площадку поднялись только Альрик и Хёрдис. Перед двумя валунами, которые ограждали проход и служили воротами на площадку, Альрик разрезал ремень на руках Хёрдис: боги не должны видеть, что жертву им отдают силой. А убежать отсюда ведьме уже некуда.

Горм Провидец ждал их внутри круга стоячих камней. Окаменевшие великаны смотрели через площадку друг на друга, дышали холодным дыханием Имира, и все пространство было покрыто сетью каменных взглядов и вздохов. Человек, маленькая хрупкая искра живого тепла, был неуместен здесь, стоячие камни давили и пригибали его к земле. Нет, напрасно люди вообразили себя хозяевами чужого святилища. Никто, даже мудрый Горм, не знал древних рун, высеченных на боках валунов, и не умел управлять их силой.

Вступив в круг, Хёрдис сразу увидела Горма. Одетый в красный плащ, колдун сидел перед огнем, а на плоском камне-жертвеннике лежал тот самый нож. Завидев Хёрдис и Альрика, Горм поднялся и хотел сказать что-то важное, но Хёрдис опередила его.

– Ты так наряден, что тебя можно принять за жениха на свадьбе! – насмешливо воскликнула она, и Альрик, вошедший следом за ней, онемел от такой дерзости. – Только не надейся, что я стану твоей невестой! Ты так стар, что тебе в невесты годится только уродливая троллиха, такая же дряхлая развалина, как ты сам! А я найду себе кого-нибудь помоложе!

Горм несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь собраться с мыслями. Ему тоже было не по себе в круге стоячих камней, и он не сразу нашелся с ответом. Но спорить с ведьмой не было смысла: она уже не принадлежит земному миру.

– Да, ты всегда будешь молодой! – беззлобно и торжественно сказал он. – Этой ночью ты перестанешь стариться! Боги возьмут тебя к себе, и там, в палатах Одина…

– У меня будет на выбор три сотни женихов, из самых доблестных и сильных героев! – хвастливо воскликнула Хёрдис, ехидно сузив глаза. – Я очень хочу поскорее попасть к ним, вот только не знаю, сумеешь ли ты отправить меня туда! Что-то мне не верится! Чтобы принести такую важную жертву, надо быть большим мудрецом! Сам Один за эту мудрость отдал свой глаз и однажды был принесен в жертву сам себе! Он девять дней провисел на дереве с копьем в сердце, прежде чем обрел мудрость! А с тобой когда-нибудь было такое? Что ты отдал в обмен на мудрость? Отвечай-ка! Молчишь? – с торжеством заключила Хёрдис. – Тогда отвечай: что означают эти руны? – Она широким взмахом обвела площадку. – Ты, должно быть, догадываешься, как опасно колдовать, не зная рун! Может быть, ты даже слышал, что говорил об этом Властитель, к которому ты хочешь меня отправить!

И ведьма принялась выкрикивать священные строки, которые слышала в благословенной усадьбе Моховая Кочка от вечно пьяного и неизменно веселого Бранда Бурого:

Руны найдешь

и постигнешь знаки,

сильнейшие знаки,

крепчайшие знаки,

Хрофт их окрасил,

а создали боги

и Один их вырезал[11]!

Хёрдис кричала во весь голос, высоко подняв голову и желая, чтобы ее услышали горы, и небо, и ручьи на склонах, и корни в земле, и даже далекая Великанья долина с черным отверстием пещеры. Все это был ее мир, источник ее силы, и Хёрдис пела ему песню, ожидая ответа и зная, что он придет.

– Я вижу усадьбу! – закричал Снеколль, и Хродмар подался вперед.

Дни и ночи он не знал покоя, томясь тревогой, нетерпением и ужасом при мысли, что может не успеть. Снег уже подтаял, каменистые тропы обнажились, и даже без лыж можно было подвигаться вперед довольно быстро. Дорогу фьяллям указывали следы дружины Альрика, и Хродмар мог бы быть вполне спокоен: квитты опережали их совсем не намного. За время пути фьялленландская дружина даже приблизилась к Альрику. Но догнать его надежды не было, и от неутихающего беспокойства Хродмар не мог уснуть даже во время коротких ночных остановок. Последний ночлег он отменил вовсе: у него не было сил лежать неподвижно, зная, что до Ингвильды каких-то полперехода! Жуткое слово «жертва» жгло его огнем, каждое мгновение было дорого. От тревоги он не осознавал толком даже того, что идет по Медному Лесу. Должно быть, местные тролли и великаны, по слухам живущие здесь под каждой кочкой, были удивлены дерзостью чужаков и на всякий случай попрятались.

Хродмар торопливо подошел к Снеколлю. С гребня открывался вид на долину, и в свете полной луны была видна усадьба, стоявшая под откосом рыжей кремневой скалы, – большая, из полутора десятков построек, огороженная высокой земляной стеной. Над крышами домов поднимались дымовые столбы, ворота были закрыты, большого оживления не наблюдалось.