И Головатый, и Шаталин, и опытные стрелки-наводчики русских танков сразу сориентировались по целям. Достаточно было засечь дым, выпущенный вражескими орудиями при стрельбе. Скорее всего танкисты согласовали переменную очередность своей стрельбы по рации, а может, такая тактика была отработана у экипажей загодя.

Удачным выстрелом в упор экипаж Шаталина уничтожил целый опорный пункт, сковавший продвижение штрафников вдоль улицы. Теперь танкисты использовали горящее здание в качестве прикрытия, развернув машину немного по диагонали, так, что и башня, и верхняя лобовая плита корпуса смотрели вдоль противоположной стороны улицы. Сразу оба танковых ДТ – и спаренный, и курсовой – открыли ураганный огонь, методично продувая стальным смерчем дом за домом.

На пулеметный огонь сделали ставку и танкисты Головина. «Тридцатьчетверка» старшего лейтенанта приняла правую сторону, в точности, но в зеркальном отображении повторив маневр ведущего танка.

Прикрытием для командирского экипажа послужило то самое одноэтажное здание с крепкими стенами, за которым укрывались Шевердяев со своими бойцами. Штрафники в это время уже выдвинулись вперед, под мощным огневым прикрытием танковых пулеметов принявшись за обследование следующего вдоль улицы дома.

У горящего здания с оглушительным треском начала рушиться кровля. Стропила, прогорев, с грохотом падали вниз, увлекая за собой тяжелую черепицу. Жар огненной стихии, гулявшей внутри здания, хлынул из оконных проемов, опалив бойцов Капустина, которые в этот момент как раз пробирались мимо, стараясь обойти огненную преграду. Пришлось ползти по-пластунски, огибая стены, превратившиеся в полыхающий на несколько метров ввысь костер.

Немцы, скорее всего приняв горящий дом за основной ориентир, принялись палить по нему из своих орудий. Первый снаряд ушел в перелет, рванув метрах в десяти позади обеих «тридцатьчетверок», в самом центре улицы. Второй упал уже ближе к обочине, обдав броню шаталинского танка кусками земли и брусчатки.

Машина в это время уже начала движение, по диагонали пересекая мостовую. Стрельба обоих пулеметов не смолкала, не считая коротких передышек, которые пулеметчик находившийся в отделении управления, и стрелок-наводчик в башне делали по очереди, давая возможность остыть своим танковым «дегтярям» и при этом не снижать интенсивности стрельбы.

Пулеметы экипажа Головатого, действуя по той же схеме, прервали свою стрельбу, так как машина Шаталина пересекала их огневой сектор. Как только ведущий танк завершил маневр, приняв к самому краю правой обочины, движение начала командирская машина, производя своеобразную рокировку. Это было сделано вовремя, так как земля в сквере, где только что находились русские «тридцатьчетверки», вспучилась от серии мощных взрывов, вырвавших с корнем несколько деревьев.

Но волна атаки штурмовой группы уже покатилась дальше, вниз по улице. Теперь фарватеры движения штурмовых групп вновь соответствовали первоначальному замыслу – танк Головатого двигался с группой Капустина, а «тридцатьчетверку» Шаталина прикрывали бойцы Шевердяева.

Интенсивный огонь, который вели немцы со стороны железной дороги, заставлял машины постоянно маневрировать, используя в качестве укрытий уличные здания. Теперь уже четко обозначились вражеские огневые точки, оборонявшие подступы к «зеленой линии». Фашисты собрали в районе железной дороги серьезные силы. Теперь уже стало ясно, что протяженность оборонительного рубежа значительно шире того сектора, который попадал в поле зрения наступления.

Только по фронту наступления Аникин насчитал как минимум четыре артиллерийских расчета. Два из них угадывались по канонаде, два хорошо просматривались. Вражеские артиллеристы окопались среди построек, у длинной стены железнодорожного депо, из пролома в которой теперь поднимались клубы дыма. Дымили и некоторые из строений, уже разрушенных снарядами русских танков.

Продвижение штурмовых групп по улице внезапно застопорилось. В очередной раз танки и прикрывавшие их движение штрафники натолкнулись на сильный пулеметный огонь. На этот раз фашисты оборудовали огневую точку в полуподвальном помещении дома.

Непрерывные очереди веерами раскинулись над самой мостовой. Шпаликов, шедший в авангарде группы вдоль цоколя, завалился на бок. Пуля пробила ему бедро насквозь, на выходе вырвав целый кусок мяса. Истекая кровью, он остался лежать на тротуаре, держась за ногу, среди града пуль, выщелкивающих по стене дома и брусчатке.

Танк Шаталина не успел развернуть башню в сторону бившего по штрафникам пулемета. Из окошка цокольного этажа, соседнего с тем, откуда строчил вражеский пулеметчик, вылетела граната фаустпатрона. Ударившись в лобовую часть корпуса, она взорвалась.

Кумулятивный сгусток расплавленного металла брызнул вправо, оставив на броне черную от гари выщерблину. Тут же второй «фаустник» показался в окне первого этажа и произвел выстрел в сторону танка. Граната, просвистев в нескольких сантиметрах от левого топливного бака, взорвалась у стены дома, ранив осколками в левую руку прятавшегося за броней танка Куприянова.

Экипаж вынужденно сдал назад, стараясь как можно быстрее вывести машину из-под обстрела. Разобраться с «фаустниками» никто из передовой группы не имел возможности. Вражеский пулемет работал, как заведенный, заставив всех искать любое возможное укрытие. Шпаликова, который корчился от боли метрах в двадцати на противоположной стороне улицы, фашист как будто специально не трогал.

Ближе других к Шпале находился Володя Буряк. Застигнутый врасплох стрельбой вражеского пулеметчика, он лежал, вжавшись в брусчатку в том самом месте, где мостовая стыковалась к тротуарному бордюру. Здесь образовывался совсем небольшой уклон, который позволял уберечься от пулеметных очередей, летевших низко, над самой землей.

Стоны Шпаликова становились все настойчивее, перейдя в призывы о помощи.

– Прикройте!..

Выкрикнув это куда-то за спину, Буряк вскочил на ноги и бросился к товарищу на выручку. Каким-то чудом он пробежал несколько шагов вдоль стены дома, преодолев метры, отделявшие его от Шпаликова. Тот лежал, скорчившись клубочком, вжавшись в основание фасадной стены, как будто искал в ней защиты и убежища. Вокруг него натекла огромная лужа крови. Густое чернильно-красное пятно стремительно расползалось, стекая по наклонной плоскости тротуарной плитки к бордюру, и дальше – на мостовую.

Вражеская пуля настигла Буряка в тот момент, когда он, схватив Шпалу сзади под мышки, оттаскивал его от стены по тротуару, хлюпая в кровавой луже. Пулеметная пуля вошла Володе в левое предплечье, перебив мышцы, сухожилия и кость. Удар был такой силы, что Буряк выпустил ношу из рук, неловко уронив Шпаликова, и сам плюхнулся рядом на спину.

В это время Аникин, выскочив из-за угла дома, опрометью бросился вдоль левой обочины улицы. Вражеский пулеметчик держал под контролем и этот участок улицы, но быстро перевести огонь от раненых штрафников сюда у немца не получилось.