– Полиночка Ильинична, как вы! Господи, как же я рада. Я так скучаю, ужасно!

– Я знаю, знаю! – успокоила меня она. – И я тоже, тоже, моя дорогая. Знаете, мне же тут не дают кефира.

– Почему? – удивилась я.

– Может, тут его вообще нет? – задумалась моя старушка. – Ладно, я, собственно, не поэтому. Как ты могла подумать, что ты ко мне никакого отношения не имела?!

– Ну, это ж я так. Просто случайно подумала! – принялась оправдываться я.

– Ты, между прочим, много всякой глупости думаешь. Я тут могу читать теперь мысли. Не все, конечно, но твои почему-то слышу. Что это за упадничество? Манечка, разве можно так унывать? Ты сыта, одета, обута – Бог тебя любит. Чего ты так убиваешься?

– Мне тут плохо! Очень плохо! – я принялась снова рыдать. Только в отличие от реальных слез, сонные слезы ни черта не текли из глаз. Я рыдала – рыдала – рыдала, а глаза продолжали оставаться сухими.

– Манечка, мне пора.

– Нет, пожалуйста, останьтесь еще. Хоть чуть-чуть! – тряслась от рыданий я.

– Слушай, прекращай ты это безобразие, – фыркнула она. И погладила меня по голове. – Все будет хорошо. Ты, кажется, это хотела услышать?

– Ага, – всхлипнула и шумно засопела я.

– Ну, улыбнись, – Полина Ильинична наклонилась к моему лицу. Она оказалась так близко, что я даже будто услышала ее дыхание. – Я, собственно, зачем пришла. Эти дряни не заказали службу за упокой моей души. Отпеть-то отпели, слава Богу. И то благодаря тебе, моя девочка. А службу не заказывают. Представляешь? Все-таки, бедный мой братец! Какая карма!

– Заказать службу?

– Да. Заупокойную, пожалуйста. И вообще, пошла бы ты, помолилась? А то сидишь тут, нагнетаешь панику. И поставь за меня свечку! – строго помахала пальчиком моя Полина Ильинична. И исчезла. Остался только какой-то навязчивый звук. Словно кто-то забивает гвозди в крышку гроба. Или, напротив, делает скворечник. Или… или просто стучит в мою дверь. Дубасит что есть мочи.

– А? Что? Кто там? – спросонок не могла сориентироваться я.

– Это соседка! Вас к телефону! – нетерпеливо прокричал женский голос. Незнакомый. По крайней мере, он не принадлежал черноволосой. А ее голос – единственный, который я опознавала в этой халабуде.

– Да, сейчас подойду, – рассеянно кивнула я, стряхивая с себя остатки сна. Странно, когда во сне кто-то приходит так явственно, словно бы действительно нанес визит. Я вспомнила, как Полина Ильинична склонилась надо мной. Господи, неужели же это действительно была она?!

– Алло? – я никак не могла прийти в себя со сна. Сколько я спала? Я подняла взгляд на часы. Девять тридцать. Что? Я проспала не больше пятнадцати минут. Черт!

– Привет, Машка. Как ты? – из телефона раздался бодрый, полный оптимизма голос Риммы.

– Я? Файн! – не стала вдаваться в подробности я.

– Прекрасно, – обрадовалась она. – Можешь завтра выйти на работу? А то у нас тут рокировочка не удалась. Окно образовалось.

– Завтра? Я же только сменилась? – напомнила ей я. – Ты меня, между прочим, разбудила.

– Прости, дорогая. Шеф сказал, чтобы вызвали тебя.

– Я, конечно, самая безотказная! – я возмутилась. И так я работаю на две ставки!

– Значит, не выйдешь? – ледяным тоном уточнила Римма.

– Почему не выйду? Выйду! Но ты должна понимать, что это свинство, – пояснила я.

– Ясно. Я все понимаю. Это свинство. До завтра, – радостно согласилась Римма, и повесила трубку. А я задумчиво сидела на кровати по-турецки, замотавшись в одеяло.

– Надо поесть! – подумала я. После сна про мою старушку на меня нашло некое подобие умиротворения. Я вдруг подумала, что здорово, если мы и вправду после смерти живем. И что вот это наше земное существование – не финал. Тогда не так страшно, если я не смогу купить квартиру и вообще, если проживу остаток дней по съемным углам. Может, мне отольется в жизни вечной? Господи, почему мне так хочется жрать? Я отправилась готовить. Как нетипично это для меня, особенно в последнее время.

– Скажите, это ваши котлеты? – поинтересовалась моей сковородкой какая-то неопознанная красавица с длинными белыми волосами. Я даже не поняла, что могло занести такую красоту в наш свинарник. На вид блондинке было лет восемнадцать, не больше. И она такими глазами смотрела на котлеты, что мне стало не по себе.

– Мои, – не стала отпираться я. – Хотите?

– Нет! – сморщилась та. – Просто не ставьте их на мой столик. А то на скатерти остаются пятна.

– О, а вы кто у нас? Из какой комнаты?

– Я-то? Вон из того коридора. Ой, я так и знала! Вот, посмотрите, пятно.

– Извините, конечно, но это и мой столик. Вот эта половина. А что вам пришло в голову стелить сюда такую красивую скатерть? Вам ее тут все равно засрут!

– Что? – распахнула рот красотка. Неужели она еще и не выносит грубости? Что, в таком случае, она вообще здесь делает?

– Засрут! Все засрут. А что делать, такова жизнь!

– Я – Лиля, – она вздохнула и протянула мне руку.

– А я – Маша. Радость наша, – зачем-то добавила я. – Так что насчет котлет?

– Я правда не буду. Берегу фигуру. А вы ешьте, пожалуйста, – любезно разрешила она. В результате я сидела и лопала котлеты, а Лиля рассказала мне, что приехала в Москву поступать в театральный. Что денег у нее немного, и ей пришлось пока – временно – устроиться продавщицей в один бутик. Но вскоре она обязательно станет звездой. Я слушала, с наслаждением пережевывая полуфабрикат. Надо же, мы с ней сидим в одной и той же заднице, но какое разное у нас понимание происходящего момента. Я тут доживаю свою неудачную жизнь, дорабатываю тяжелые смены за теми, кто не выходит. И не жду от будущего ничего сильно хорошего. Собственно, даже слабо хорошего. А совсем еще зеленая девица обалденной наружности радуется, что ей удалось так дешево устроиться в самой дорогой столице Европы, и строит лучезарные планы на будущее. Мне стало даже как-то неудобно за свой негативизм.

– Маша, а вы давно в Москве?

– Уже тринадцать лет, – с легким оттенком грусти ответила я. Неужели же уже прошло столько времени?

– А я впервые! – лучезарно улыбнулась Лиля.

– Знаете, что, Лилечка. А, хотите, я покажу вам Москву? – неожиданно предложила ей я. Хрен его знает, зачем мне это сдалось. Может, я слишком долго сидела в четырех стенах в одиночестве, а может, она мне просто очень понравилась.

– А вам не трудно? Я – с удовольствием, – кивнула Лиля, и, кажется, даже захлопала от удовольствия в ладоши.

– Мне-то? Ну, во-первых, мне все равно надо зайти в какой-нибудь храм. Мне тут сон приснился, надо заказать одну службу. А, во-вторых – все равно надо как-то растрясти всю эту кучу котлет, которую я тут бессовестно слопала! – улыбнулась я. И мы пошли. И это была самая восхитительная прогулка в моей жизни. Наверное, потому, что я впервые выступала в роли ведущего, а не ведомого. Мы шли по садовому кольцу, я рассказывала Лиле, как пройти к метро самым быстрым путем. Я повела ее на бульварное кольцо, от которого она пришла в полный восторг. Мы прошли Китай-город, где я, смеясь, каялась, что ни хрена не знаю историю, поэтому никак не могу размахивать руками и говорить «обратите внимания, справа от нас памятник архитектуры такого-то века».