– Завтра я уеду в Италию.

Озабоченный мужчина напротив нее мысленно находился в другом месте. Она проиграла. Поднялась.

– Что касается Ивисы, я не вижу своей вины. Просто я была верной женой. Думала, что поступала правильно.

Вернер собирал бумаги в портфель.

– Вы мне надоели со своей добродетелью. Вы придаете себе, своим принципам слишком большое значение. Вы не заслуживаете особых похвал. Вы любите, значит, вы добродетельны, если даже вы добродетельны из принципа, позвольте вам сказать, что это смешно.

– Я ухожу, – сказала Иоланда. – Чувствую, что вам мешаю, но благодаря вам я немного узнала Берн. Замечательный город.

– Знать Берн после одной прогулки? Вы преувеличиваете свои способности восприятия.

– Не исключено, что я останусь на несколько дней. Чтобы увидеть ров с медведями, музеи, старый город внизу, на берегу…

Зазвонил телефон. Он схватил телефонную трубку и заговорил с кем-то голосом, мягкость которого ее удивила. Взмах крыльев у птички при взлете был тяжелее. Вернер положил трубку на рычаг, она поспешила уйти.

– Я ухожу…

Она направилась к двери.

– Я провожу вас. Вы позволите? – спросил он. – Мне бы хотелось убедиться, что синева ваших глаз…

– Убедиться?

– Да, я помню редкую синеву незабудки.

– Разве возраст меняет цвет глаз? Она допустила оплошность.

– Ох, пожалуйста, не надо так волноваться. Женщина, у которой глаза на мокром месте, легко успокаивается. У меня были такие. Они рыдали на моем плече, а на следующий день уезжали, оставив после себя лишь письмо или записку, свитер ручной вязки, чтобы я не простудился. И клубки.

Ей было неприятно чувствовать себя виноватой. Она задыхалась от волнения.

– Я живу одна уже много лет, – сказала она. – Я не богата и не светская львица. Мой муж живет в другом месте. Все остальное было лишь обманом.

Он воскликнул:

– Вот видите, я прав. Все женщины – врожденные актрисы. Зачем надо было устраивать мне кино?

– Мне хотелось иметь спокойную совесть.

– Моя дорога Иоланда, время проходит, время прошло. У вас совесть спокойна. Вы считаете, что этого достаточно женщине?

– Я понимаю хорошо женщин, которые вас бросают, – сказала она.

– Почему?

– Вы не очень любезны.

– Я не хочу больше приспосабливаться. Лебезить, врать, нет. Не обижайтесь. И не позволю вам уехать в таком состоянии. Приглашаю вас на ужин.

– На ужин? Она задумалась.

– До ужина будет спектакль?

– Нет. Ужин в 19 часов.

– Во Франции часто ужинают после спектакля. Он откровенно рассмеялся.

– До чего же вы француженка. Французские привычки, французское мировосприятие. В Швейцарии ужинают рано.

– Я никогда не путешествовала, – сказала она, – исключением является моя поездка в Ивису. Я не могла этого знать.

Он покачал головой.

– Идемте, не бойтесь так, все это не имеет значения. Я не позволю вам выйти отсюда расстроенной. Подумают, что я вам сообщил неприятную весть. Я вас познакомлю с моим лучшим другом.

– Ваш лучший друг? Он живет с вами?

Он пожал плечами и направился в другой конец квартиры. Она последовала за ним. Старинная мебель, которую, конечно, убирают кисточкой, столько пыли может накапливаться в резном декоре. Средневековая картина, Богородица, ее исстрадавшаяся душа наполняла смирением заостренные черты лица. В спальне Вернер показал Иоланде венецианское зеркало. Ей не понравилось ее расплывшееся лицо, и она отвернулась. Подошла к окну, увидела за красными крышами реку ярко-зеленого цвета.

– Ааре, – сказал доктор. – Прекрасный вид, не так ли?

– Следовало бы открыть окна. Прекрасная погода…

– Посмотритесь в зеркало, Иоланда. Она ловко уклонилась.

– Я предпочитаю пейзаж. Он ей протянул руку.

– Идемте, это – зеркало отпущения грехов. Она высвободилась.

– Нет.

Он настаивал.

– В этом зеркале мы вне возраста, – сказал Вернер.

– Я ухожу и пойду с вами ужинать только при условии, что вы не будете мне говорить о грустных вещах.

– Я буду очень любезен, – пообещал он, беря ее под руку.

Проходя через кабинет, он сделал распоряжения секретарше. Они спустились по лестнице.

– Идемте… Мы поедем на машине. Гараж рядом.

Его машина находилась в соседнем дворе. Это был скоростной автомобиль. Такое она видела только в кино. Он поставил кассету в авторадио и под звуки Вивальди отвез ее в гостиницу.

В своем номере она перебрала в памяти события и попыталась успокоиться. Посмотрела немного телевизор, послонялась по номеру и приготовилась к вечеру. Даже задремала на кровати и проснулась внезапно – так она боялась опоздать. Подкрасилась, надела платье цвета лаванды. Представила свой отъезд в Италию. Как она разместится в красивом отеле. Возможно, появится другой Вернер, но на этот раз она не будет его отваживать. Она догадывалась о способах обольщения. Взгляд, взмах ресниц, настоящее и притворное колебание. Она знала об этом со слов. Но как применить все это на практике?

Она ждала Вернера в холле, доктор приехал спокойный.

– Я буду приятным, любезным, нежным… Это вам подходит?

Сумерки окутывали дымкой улицы. Перемежающиеся тень и свет подчеркивали таинственность Берна. Он шел быстро, как это делают одинокие мужчины. Она должна была ускорить шаг, чтобы поспевать за ним.

– Я иду слишком быстро?

– Да.

– Хорошо, я пойду медленнее.

– О, посмотрите на город, – сказала она. – Все в сиреневом цвете. Как в церкви на Пасху.

Его мысли были заняты одним из его больных. Умирающим. Еще несколько минут назад он был подле него. Человек не хотел отпускать руку доктора. «Если вы останетесь со мной, смерть не посмеет войти в спальню». «Следовало бы оставаться рядом с каждым. Все время. Никогда не покидать их на пороге другого мира».

– Вы живете один? – спросила Иоланда. И он ответил как бы самому себе.

– Мне никто не нужен. У меня работа, больница, мои пациенты. Обретенная психологическая независимость. Да.

Его возбуждала Иоланда, эта выпавшая из вселенной неприкаянная звездочка. Ему хотелось подвести итог своей жизни. Оправдаться. Защититься.

– Одиночество – не бремя. У меня нет больше желания кого-то убеждать, делить с кем-то свое существование, найти спутницу жизни. Сюда, ресторан здесь.