Скоморохов и его бойцы задачу уяснили, к обороне приготовились, теперь оставалось ждать появления солдат вермахта. В ожидании, не в ущерб службе, отсыпались, приводили себя в порядок, отдыхали после беспрерывных боев и бросков. Бойцы отделения частью расположились в дворовых постройках, частью на первом этаже господского дома, обитателями которого оказались высокий хромой старик, который жил в каморке под лестницей на том же первом этаже, и стройная красивая блондинка лет тридцати, в черном одеянии. Она являлась хозяйкой дома и занимала апартаменты на втором этаже.

Скоморохов, Голота, Карапетян и Милованцев заняли просторную длинную комнату. Судя по длинному деревянному столу, множеству стульев и старинному резному шкафу с посудой, это была столовая. На стенах комнаты были развешаны охотничьи трофеи: головы, клыки и рога животных. Одну из стен украшала большая картина, на которой была изображена сцена охоты всадников с собаками на оленя. Комнату Андрей выбрал не случайно, из её окон были хорошо видны мост, позиции роты перед ним, берег и лес на противоположной стороне. Каждый коротал время, как мог: Скоморохов задумчиво смотрел на картину, Карапетян чистил автомат, Милованцев зашивал гимнастерку, Голота время от времени подбрасывал поленья в камин и развлекал всех анекдотами:

– Идут по вечерней Одессе отец и сын. Сын спрашивает: «Папа, а что от нас дальше, луна или Киев?» Папаша отвечает: «Шо ты мине морочишь голову! Глянь на небо, ты луну видишь?» – «Вижу». – «А Киев?» – «Нет». – «Так скажи мине, что дальше?»

Насладившись смехом товарищей, продолжил:

– А вот еще, мне танкисты вчера рассказали. Итальянский офицер объясняет: «Нами получена новая немецкая модель танка. Она специально переделана для итальянской армии. У неё четыре задние скорости и одна передняя. Вопросы есть?» Тут один из итальянских солдат спрашивает: «Господин офицер, а зачем нужна передняя скорость?» Офицер отвечает: «На тот случай, если противник ударит с тыла».

Голота заерзал на стуле, вытащил из ножен нож, почесал спину между лопатками. Блаженно закатив глаза, произнес:

– Помыться бы. А то с этим непрерывным наступлением передыха нет. Я так думаю, шо если мы еще неделю таким галопом наступать будем, то немцы скоро не от нас, а от наших вошей побегут. Эти паразиты на грязном теле ой как быстро заводятся. Я во дворе помещение приметил, и очень оно напоминает мине баню. Таки, может, сходить к панночке и спросить её разрешения на помывку? Как думаешь, сержант?

Скоморохов оторвался от созерцания пейзажа в окне, медленно поднялся со стула с высокой резной спинкой.

– Дельное предложение. Пойду поговорю с хозяйкой.

Голота возмущенно хлопнул себя по бедрам.

– Я вас умоляю! Это шо же такое получается? Как сообразить насчет бани, так это Голота, а как закадрить польку, то извините, Сеня, погуляйте в другой раз! Я так не согласен!

Скомарохов отрезал:

– По праву старшего договариваться пойду я. К тому же ты не знаешь польского языка.

Голота не сдавался:

– Может, нам вдвоем к панночке наведаться? Похоже, эта фифа безотказная, не зря у неё тут фрицевские офицеры квартировались.

Перед Андреем встал образ молодой хозяйки усадьбы: темные брови, точёный нос, открытый высокий лоб и печальные миндалевидные голубые глаза. Они запомнились ему больше всего. Он вспомнил, с каким вниманием она посмотрела на него, когда они ворвались в усадьбу в поисках немецких солдат. Скоморохов неодобрительно посмотрел на Голоту и со словами «Балабол ты, Сеня», вышел из комнаты.

Он схватился за поручень деревянной лестницы, которая вела на второй этаж, когда из каморки вышел старик. Лысоватый, с подкрученными вверх седыми усами и внимательными серыми глазами, в жилетке и круглых очках, он имел благородный вид. Поначалу Скоморохов принял его за хозяина, но старик объяснил, что он исполняет обязанности управляющего. Андрею ничего не оставалось, как обратиться к старику, хотя ему очень хотелось увидеть хозяйку и полюбоваться её красотой. Он объяснил суть проблемы. Старик просил подождать и сказал, что сам поднимется к хозяйке и переговорит с ней. Не прошло и пяти минут, как он вернулся. Согласие на помывку было получено. Андрей собрался сообщить приятную новость товарищам, но старик его остановил:

– Я понимаю, что вы здесь за старшего. Хотел бы вас просить не обижать пани Катаржину.

В голове Скоморохова промелькнуло:

«Значит, её зовут Катаржина».

Старик продолжал:

– Она очень несчастна, на неё обрушилось много горя, а совсем недавно она потеряла отца своего мужа.

– Даю слово командира Красной армии, что ни я, ни мои подчиненные её не обидят.

Сопровождаемый словами благодарности, Скоморохов направился в столовую. Когда он открыл дверь, Голота рассказывал очередной анекдот из своего неиссякаемого запаса:

– Один одессит спрашивает другого: «Яша, ну и как Роза в постели?» Тот отвечает: «Шо значит как, помещается!»

Когда смех затих, Арсений Голота обратился к Андрею:

– А чего так быстро? Или панночке не понравился наш бравый товарищ сержант?

– К панночке я не попал, к ней ходил старик управляющий, он сказал, что она дала добро на помывку.

– И то ладно, с любовью не повезло, зато помоемся.

Не прошло и двух часов, как штурмовики, помытые, побритые и довольные, вновь сидели в столовой. Голота расслабленно развалился на стуле перед камином и, затягиваясь трофейной немецкой сигаретой, дюжину пачек которых оставили офицеры вермахта во время бегства, пускал изо рта кольца дыма, не забывая при этом подшучивать над Карапетяном.

– Слушай, Сурен. Я вот в бане на твою растительность на теле посмотрел и прикинул. Если тебе к волосам, которыми ты, как медведь оброс, пришить погоны, то и гимнастерки не нужно.

Карапетян огрызнулся:

– Э-э, ты лучше свой язык пришей, чтобы туда-сюда не болтался.

Голота хихикнул, перевел внимание на Скоморохова:

– Сержант, я так себе мыслю, шо не мешало бы нам панночку поблагодарить за баню. У нас в заначке две банки тушенки и плитка фрицевского шоколада. Может, ей отнести? Я могу.

– Переможешься. Я сам схожу.

– Я так понимаю, это вторая попытка?

– Правильно понимаешь, Сеня.

Андрей подошел к столу, вытащил из вещмешка банку тушенки, плитку шоколада и вышел из столовой. Он быстро поднялся по лестнице и остановился у дверей комнаты, в которой находилась хозяйка. Им внезапно овладела робость, ведь прошло много времени с тех пор, когда ему в последний раз приходилось близко общаться с противоположным полом. Переборов робость, он постучал. За дверью послышались неспешные шаги, скрипнула половица, щелкнула щеколда. Когда дверь распахнулась, Скоморохов оказался лицом к лицу с Катаржиной. Хозяйка дома одарила его неприветливым взглядом, спросила на польском языке: