– Анастасия? Что-нибудь случилось?

– Да.

– Я могу вам помочь?

– Я надеюсь, что можете. Это ужасно нахально с моейстороны, но не могли бы вы погулять со мной немного?

– Что, прямо сейчас?

– Да, я недалеко от вас, в метро.

– Может быть, лучше вы зайдете к нам? Я только чтоприехал с работы, мы бы вместе поужинали.

– Иван Алексеевич… Мне неловко. Лучше я поеду домой.

– Глупости, Анастасия. Поверьте, я бы с удовольствиемпрогулялся с вами по парку, несмотря на то, что уже почти одиннадцать часов.Но, – тут он понизил голос до шепота, – Максим очень ждал меня иприготовил ужин, он так старался, хотел меня порадовать своей взрослостью исамостоятельностью. И как это будет выглядеть, если я оставлю все нетронутым иуйду с вами гулять? Парень обидится. А вот если вы присоединитесь к нам истанете свидетелем его триумфа, ему будет приятно. Так что выходите из метро иидите все время налево, только не быстро. Максим пойдет вам навстречу иприведет вас. Вы с первого раза сами не найдете, у нас тут очень своеобразнодома пронумерованы, да и темно.

Она успела пройти совсем немного, когда увидела бегущегонавстречу юношу.

– Давайте сумку, – совсем по-взрослому сказалМаксим, и Настя еще раз удивилась тому, как сильно изменился парень за товремя, что она его знала. Ведь совсем еще недавно, летом, он был подростком,выходил вместе с отцом на воскресные утренние прогулки и отлынивал отупражнений на турнике. А сейчас рядом с Настей шел крепкий широкоплечий юноша суже не ломающимся голосом, не очень высокий (видно, в отца), но затоатлетически сложенный (а это уж, наверное, в мать, подумала Настя, генерал-тосухой, поджарый, легкий в движениях, а мальчик чуть тяжеловат). – Вы небеспокойтесь, тетя Настя, – говорил ей по дороге Максим, – мы с отцомвас проводим до дома. Если, конечно, вы не останетесь у нас.

– У вас? – Настя вышла из задумчивогооцепенения. – А что, есть и такие планы?

– Но, если будет поздно, вы можете остаться. У насквартира большая, места всем хватит. Отец так и сказал: если тетя Настя неостанется ночевать у нас, мы с тобой ее проводим до самого дома. Уже поздно, иодну ее отпускать нельзя.

Настя мысленно улыбнулась тому, как Максим спешил оторватьсяот детства. Ведь буквально несколько минут назад она слышала, как он называлЗаточного папой, подзывая его к телефону, а теперь в разговоре с ней перешел ксолидному, взрослому «отец».

– Что у вас случилось? – спросил Иван Алексеевич,встречая Настю в прихожей. – При сыне можно обсуждать?

– Вполне, ничего секретного и неприличного.

– Хорошо, тогда поговорим за ужином. Проходите.

Было видно, что Максим действительно старался, готовя ужиндля отца-генерала, который вынужден работать даже по воскресеньям. Даже черныйхлеб был нарезан аккуратными треугольничками и сложен на блюдечке затейливойгоркой.

– Тетя Настя, а вы за кого голосовали?

– Что? – не поняла Настя, которая уже началаготовиться к тому, чтобы рассказать генералу о своей беде и сделать этомаксимально коротко, в то же время не упуская ничего важного.

– Я спрашиваю, за кого вы сегодня голосовали навыборах?

Ах ты, черт возьми, про выборы-то она и забыла! То есть нето чтобы совсем забыла, она помнила, что избирательные участки открыты додесяти вечера, и совершенно искренне собиралась зайти и опустить бюллетень подороге с работы. Сделать это утром у нее не хватило мужества и силы воли: чтобызайти на избирательный участок по пути на работу, пришлось бы вставать на целыхполчаса раньше, потому что находился он не по дороге к метро, а совсем в другойстороне, и если ради помощи Стасову она готова была принести такую жертву, товыборы, на ее взгляд, этого не стоили. Она была уверена, что вполне успеетвыполнить свой гражданский долг, возвращаясь домой с работы. Но послесамоубийства, совершенного у нее в кабинете, борьба демократов с коммунистамисовершенно вылетела у нее из головы. А теперь было уже поздно. Участки ужецелый час как закрылись.

– Ни за кого, – призналась она. – Я неуспела. Утром рано убежала на работу, а сейчас вот только возвращаюсь. Я былауверена, что успею вечером проголосовать, но у меня на работе случиласьнеприятность, и пришлось задержаться.

Насчет того, что она убежала на работу до открытия участков,Настя, конечно, солгала. Но не объяснять же, что она тяжело встает по утрам,особенно если за окном темно, и что в первые полчаса после раннего подъема онас трудом сдерживает слезы злости и обиды оттого, что нужно одеваться и куда-тоидти, а она так плохо себя чувствует, у нее такая слабость, ноги свинцовые,руки ватные, не слушаются, голова кружится. Зато во второй половине дня, послетрех часов, она чувствует себя полноценным человеком, хорошо соображает и можетработать без устали до глубокой ночи.

– Как же вам не стыдно, – с упреком произнесМаксим. – Вот из-за таких, как вы, мы можем все потерять. Вам ваша работаважнее, чем наше будущее. Вы свою жизнь уже устроили, и вам все равно, ктопридет к власти. Если коммунисты, так вы не много потеряете, вы при них уже жили,так что сумеете приспособиться. А мы? Что будет с нами, если в Думе будутверховодить коммунисты? Никаких коммерческих вузов не будет, никакого обученияза границей, никаких поездок. Денег негде будет заработать. Вы-то при реформеуже пожили и сумели хоть что-то скопить, а мы? Мы-то еще не работали. Так что жнам теперь, в нищете жить? Конечно, вы все такие деловые и занятые, а наизбирательные участки идут пенсионеры и малоимущие, которые обожают коммунистови ненавидят демократов, потому что уверены, что при коммунистах им бы жилосьлучше.

– Максим! – Генерал старался говорить как можностроже, но через металл в голосе все равно прорывалось изумление. – Где тыэтого набрался? Я уж не говорю о том, что ты не имеешь никакого права в чем быто ни было упрекать Анастасию Павловну. Она взрослая женщина, майор милиции,она сама сделала свою жизнь, не ожидая ни от кого ни помощи, ни подачек, исейчас, когда ей тридцать пять лет, она имеет право поступать так, как считаетнужным и правильным, и не думать о том, что по этому поводу скажет МаксимЗаточный, который пока что еще ничего не сделал и свою значимость ничем недоказал, а только хочет, чтобы взрослые дяди и тети своими руками построили длянего такую жизнь, в которой ему будет удобно и комфортно. Я полагаю, тыизвинишься перед нашей гостьей, и первая часть конфликта будет исчерпана. Ноесть и вторая. Я знаю, о чем ты думаешь и чего ты боишься. В последние три годау вас стало немодным хорошо учиться. То есть оценки вы приносите хорошие, но непотому, что хорошо знаете предмет, а потому, что учителя вам их ставят. И выуже не дети и прекрасно это понимаете. Вы не обольщаетесь насчет своих знаний,вы знаете цену своим четверкам и пятеркам и радуетесь тому, что можно не сильнонапрягаться. Педагоги просто не могут с вами справиться, потому что стимула кполучению знаний у вас нет и учителя не знают, как заставить вас учиться.Хорошие оценки они вам ставят от безысходности, от чувства собственнойбеспомощности, а вы этим нагло пользуетесь и хихикаете, да не втихаря, аоткрыто. Почему же такое стало возможным? Я тебе скажу, почему. Потому что,кроме бесплатных государственных вузов, куда надо сдавать серьезные экзамены ивыдерживать конкурс, есть масса коммерческих вузов, где никакого конкурса ивступительных экзаменов нет, проходи тестирование, плати деньги и учись вполное свое удовольствие. А за некоторую дополнительную сумму всегда можнораздобыть справочку о том, что ты учишься в государственном вузе и потомупризыву на действительную службу до окончания вуза не подлежишь. Заканчиваясвой коммерческий вуз, вы собираетесь слинять работать за границу. А то и жить.Все это огромными буквами написано на ваших лбах и ни для кого секрета несоставляет. Ваши платные шарашкины конторы готовят из вас менеджеров и обещаютпослать на стажировку за рубеж, а вы уже губы раскатали там остаться. Конечно,вы до ужаса боитесь, что эта сладкая малина вдруг накроется. Конкурса вгосударственный вуз вам не выдержать, вы давно перестали учиться как следует, изнания ваши равны нулю. В армию идти вам не хочется. Заработать денег дуриком,накручивая цены при перепродаже, вам уже не удастся. Так вот, дорогой мой сын,никто не обязан решать эти проблемы для тебя и для всего твоего поколения. Тыбудешь поступать в наш ведомственный вуз, сдавать экзамены на общих основаниях,и я пальцем не пошевелю, чтобы кого-нибудь за тебя попросить. Провалишься,пойдешь в армию, на оплату обучения в коммерческом вузе я тебе и рубля не дам.Сам заработаешь – тогда пожалуйста. Еще раз повторяю: я как твой отец обязанкормить тебя, одевать и предоставлять тебе бесплатный кров до тех пор, покатебе не исполнится восемнадцать лет. И все. Больше на этом свете никто, в томчисле и я, тебе ничего не должен. И о твоем будущем должен заботиться ты сам, ане Анастасия Павловна, которую ты посмел упрекнуть в том, что она, видите ли,так занята своими должностными обязанностями, что не подумала о твоемсчастливом и процветающем, беззаботном существовании. Я полагаю, тему мыисчерпали и можем приступать к ужину.