В продолжение своей речи бомж топтался у стены богатырской хатки и вдруг, нагнувшись, вытащил из дыры что-то до того ослепительное, что Елена зажмурилась. Открывая глаза, она застигла самый конец движения: руки бомжа водружали ей на голову что-то страшно тяжелое, и оно опустилось ей на лоб. Она подняла обе руки, чтоб пощупать нечто, и увидела дикий восторг в глазах замершего Александра. Ворон, по-прежнему сидевший на плече Поликарпа, взлетел, захлопал крыльями и закаркал: «Дыше! Гоуаше! Удде, удде!» Это было колючее на ощупь. Она сняла нечто со своей бедной головы: в руках у Елены был необыкновенной красоты золотой венец. Розы из огненного золота, свитые в венок, украшенные багряными рубинами, сверкавшими на солнце как глаза зверя.

Заметка из газеты «Третья столица»

Вчера в горах пропала группа туристов из Ижевска. Студенты Ижевского госуниверситета решили покорить ледник Псеашхо, проводника с ними не было. В последний раз они вышли на связь в 20 часов по московскому времени, уже после того, как спустились с ледника. Сегодня сотрудники МЧС обнаружили на одном из склонов палатку туристов, но их самих нигде не было. Все снаряжение на месте, не найдены только съестные припасы. За последний месяц это уже второй такой случай. При похожих обстоятельствах пропала семья из Москвы, отправившаяся покорять вершину Кемерин. МЧС предупреждает: в горах надо соблюдать технику безопасности.

Пресс-центр МВД

Такой чудовищной красоты Елена еще не видела. Это была красота, от которой захватывало дух, бросало в жар и в холод, ради этой прелести человек мог совершить что угодно. Потом уж Елена сосчитала, что в венце 40 золотых роз и 40 индийских рубинов горят в сердцевине каждого жаркого цветка, потом уж она разглядела каждый золотой лепесток, каждую золотую веточку, каждый золотой шип. Лепестки были такими же тонкими, как у живой розы, а шипы – такими острыми, что венцом легко было пораниться, и тогда капли крови украсили бы венценосца в дополнение к кровавым рубинам. Тот, кто сотворил это пламенное чудо, вложил в свою работу любовь и ненависть одновременно, любовь, переходящую в ненависть, и ненависть, которая, стоило солнцу осветить эти золотые цветы с глазами из багряных камней, могла обернуться любовью.

Но разглядывание деталей было после, а пока что бабушка и внук замерли в немом восторге! Елена вдруг засмеялась, держа венец на вытянутых руках, точно преподнесенный каравай хлеба с солью. Потом она вдруг сказала: «Мерси!» – может быть, вспомнив про иностранный бред Поликарпа, сделала книксен и поцеловала его в локоть, докуда смогла дотянуться. Бомж проговорил ошарашенно:

– Прекрасноволосая! – и схватился другой рукой за поцелованное место.

Александр говорил:

– Кла-асс! – и заглядывал в темную дыру дольмена: – Это оттуда, что ли? Где вы это нашли?

Поликарп улыбался из-под таинственной мотоциклетной полумаски и ничего не отвечал. А ворон просто сошел с ума: он бросался на венец сверху, как на добычу, пытался выклевать глаза-рубины, а когда его прогнали, стал бешено кружить над людьми, над дольменом и над кровавым венцом, безостановочно каркая.

Елена тоже сошла с ума в тот день: ни с того ни с сего вдруг начинала хохотать и смеялась до икоты; надев креп-жоржетовое Медеино платье с ивовыми листочками (выстиранное и выглаженное), стала вальсировать сама с собой, распевая про белый танец и хватая за руки то Александра, то бомжа, кто подворачивался ей по ходу движения. Ни тот, ни другой не умели танцевать, но Елена кричала, что научит их, сейчас же научит, она когда-то так вальсировала, что получала за это призы! Танцевали вначале в большой горнице, потом вокруг дома, потом вокруг дольмена, то и дело оказываясь на краю обрыва. Она вынуждена была обхватить бомжа за талию, а он, опустив ей подушечки пальцев на плечи, неуклюже топтался своими гигантскими босыми ступнями по белым маргариткам, росшим возле дольмена, и Елена командовала: «И-и раз-два-три! И-и раз-два-три!» Александр, заняв место бомжа на крыше дольмена, вокруг которого они вальсировали, и поворачиваясь на своем возвышении следом за танцующими, хохотал, запрокинув голову и показывая пальцем. А черный ворон был еще выше: следил за ними из чердачного оконца угрюмым взглядом древней вещей птицы. А они кружились, кружились и кружились, и на голове Елены сидел сползший до бровей и мешавший смотреть тяжелый золотой венец – царский подарок бомжа. И кружилась серая каменная избушка с черной дырой, кружились ослепительные зеленые хребты, и дневное светило кружилось, забыв свое место, как сумасшедшее. Все они сошли с ума в тот день.

Под вечер бомж полез на грушу-дичку, мелкие плоды которой, сверху зеленые, а изнутри коричневые, словно бы гнилые, но не гнилые, а, напротив, медово сладкие, – уже поспели. Несмотря на свой вес, он лазал так, что любой мальчишка мог позавидовать, да что мальчишка – не всякая обезьяна могла так виснуть на ветвях, карабкаться по пустому, без веток, стволу, забираться по непрочным ветвям на самую макушку. Поликарп принялся трясти грушу – и град зеленых плодов с грозовым шумом обрушился на землю и на завизжавшую Елену, на голове которой по-прежнему сидел золотой венец. Она сняла венец: на один золотой шип наткнулась на всем лету упавшая сверху зеленая груша, Елена осторожно сняла плод с острия и съела. Она все никак не могла расстаться со своим необыкновенным подарком: если венец не был водружен на голову, она должна была держать его в руках, если же руки были заняты, например, чистили картошку, – она должна была видеть венец, и он, дыша огнем, лежал на обшарпанном подоконнике.

Бабушка с внуком объелись груш, и Елена сварила огромную кастрюлю компота из этих диких терпких плодов, а также не созревших еще хорошенько яблок сорта «доктор Фиш». Ужинали опять на открытой веранде, на полу. Поликарп в этот раз ломаться не стал и один съел чуть не весь купленный в сельпо «сулугуни». Потом он, правда, сказал, что это – не сыр, да простят меня присутствующие. А вот настоящим сыром, который он сам делает, он надеется угостить их когда-нибудь. Или хотя бы одного из них… Потому что он чувствует: обстоятельства складываются таким образом, что, вполне возможно, им придется отправиться к нему в гости. Да, это вполне вероятно.

– А где он, ваш дом? – с подозрением спросил Саша, налегая на колбасу и пюре.

Бомж махнул рукой неопределенно, в сторону юго-востока:

– Там.

– Далеко? – не сдавался Александр.

– Далековато. Примерно четыре тысячи танцующих кругов.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – перевела Елена на доступный язык загадочные слова бомжа (наверно, перекружившегося в вальсе) и вздохнула, вспомнив про свою утраченную старость.

Бомж же закивал:

– Да-да-да! От многого знания много скорби, быстроногий.

Они втроем забрались на крышу богатырской хатки: Поликарп полулежал, опершись на локоть, Александр сидел, свесив ноги, а Елена в своем багряно-золотом венце стояла на коленях, – и все смотрели в небо, которое отсюда, с дольмена, казалось почему-то гораздо более близким, чем с земли. Звездное 3-Д полотно раскинулось над ними со своими серебряными созвездиями, Млечным Путем и тайными звездными тропами. Вспыхивала, как гроздь бриллиантов, Северная Корона, мигала звезда Алголь в созвездии Персея, и, видимая только антиподам, горела Альфа в созвездии Центавра.