Белый камень для того свозили ажно с южных гор. Так выросла столица царства, которая должна была объединить всех людей в мире, ежели б не случился раздор между Кием и его братьями…

***

Вдруг Яга прервала свой рассказ, начала принюхиваться и по сторонам оглядываться, особенно пристально всмотрелась в густой туман над верхушками деревьев, но почти сразу вернулась к рассказу.

– О чём там я?.. А, значится, погоревала Лыбедь недолго и двинулась в лес Кия искать. Косточки евойные нелегко было разыскать, мы бы точно не справились без Отца, который своими лучами посреди леса указывал путь. Единственный раз то был, когда я с Отцом столкнулась, а до сих пор помню, как сердце в пятки уходило от волнения, когда он с нами заговаривал.

И сказал нам Отец: «Теперь я знаю, что не может быть хуже врага, чем собственный брат».

И добавил: «А град у двух холмов я благословляю на долгую жизнь. Пускай растёт большой и красивый, и пусть дела в этом граде совершаются самые великие, под стать ему самому. Отныне Лыбедь-градом пусть зовётся, по имени дочери, которой я горжусь».

Не успела Яга договорить последние слова, как раздался громкий шелест крыльев. Немила вскинула голову. Из тумана вынырнула чёрная крылатая фигура, размеры которой не оставляли сомнений.

Это был Ворон, и когтистые лапы его снова несли ношу, но на этот раз живую. Его добыча вся дёргалась, извивалась, заметно было невооружённым глазом, что Ворон устал, что он едва справляется с тем, чтобы не выронить ношу – а та сопротивлялась будь здоров как, явно предпочитая убиться о землю, нежели продолжать своё вынужденное путешествие.

Яга и Немила с замиранием сердец проследили, как Ворон чуть не приземлился прямо на частокол, но смог с последней натугой отбросить себя на сажень дальше. Тому, кого он сжимал в своих лапах, повезло чуть меньше. Когти разжались, и пленник рухнул на землю.

Падение было не слишком жёстким, человек почти сразу начал шевелиться. Каштановые вихры заслоняли лицо, шаровары заметно износились, золото кафтана блестело далеко не так ярко, как прежде, а красный сапог где-то лишился своей пары.

Несмотря на общую потрёпанность воронова узника, Немиле не составило труда узнать в нём своего суженого.

Немила вскочила, сорвалась с места, но её ноги встретили на пути препятствие, запнулись, и она полетела вниз.

– Ай! За что?!

– За то, что лезешь поперёк старших, – процедила Яга, подтягивая к себе клюку. – Иди вслед за мной и не смей вырываться вперёд. Это может быть опасно.

Они подошли к вновь прибывшим, Яга – нарочито медленно, Немила – семеня, спотыкаясь и фыркая от злости.

Вот он, Иванушка, лежит на голой земле! Весь исцарапанный, побитый, в жутких кровоподтёках, дышит с трудом! А Ворон, безжалостная птица, будто мало тому чужих страданий, ещё и топчется по бедняге корявыми лапами, и каркает чего-то там непонятное!

Под непроницаемым взглядом влажных птичьих глаз Немила на мгновение смутилась, всего на мгновение, а потом рухнула на колени и с щемящей нежностью прикоснулась к грязноватым завиткам волос. Но не той была реакция Ивана, что она ожидала. Нежное и мягкое тело вдруг напряглось, забилось в конвульсиях, а когда лицо любимое повернулось в её сторону, так она ахнула и отшатнулась, таким злобным был оскал рта, и в узких глазах не было ничего, кроме сшибающей с ног ненависти.

– Развяжи меня, ощипанный! Не то худо тебе будет… Немила?

Царевич узнал её! И взгляд его сразу подобрел, смягчился! У Немилы так и отлегло от сердца, и внутри всё запело. И обида забылась, отошла на задний план.

– Немилушка, рад видеть тебя в добром здравии, – царевич улыбнулся, обнажив перепачканные землёй зубы, и не успела она улыбнуться в ответ, как он весь внезапно затрясся, и изо рта его начали доноситься звуки, похожие одновременно на смех и на рыдания.

– Немилушка, любовь моя, скажи им!.. Пусть меня отпустят! Я не делал им ничего плохого, я вообще их не знаю, за что меня так?!

Она нашла его руку, переплела пальцы со своими, другой рукой без опаски погладила Ивана по щеке.

– Иванушка, почему ты ко мне не вернулся? Я ждала тебя, думала только о тебе!.. Не злись, пожалуйста, Яга и Ворон тебе помогут, снимут с тебя порчу, и заживём, прямо как мечтали! А у нас, кстати, детки есть, недавно появились, на тебя чудо как похожи…

– Дети? – переспросил он, скривившись. – Прости, но, как видишь, мне сейчас совсем не до них.

Немилина рука ослабела. Она хотела сказать, что всё понимает, но почему-то не смогла выдавить из себя ни слова.

– Прости, я не то хотел сказать, – исправился Иван. – Это не я, а порча во мне бушует. Говоришь, детки? Больше одного? Можно мне их увидеть? И можно, пожалуйста, эта птица с меня слезет?

– Нельзя, – рявкнула Яга. – Ты, мелкая дрянная душонка, прекрати забивать голову этой девице ложью, она и без того уже достаточно от тебя пострадала! Я знаю, кто ты! Ну-ка, Немила, слушай теперь! Перед собой ты и правда видишь царевича Ивана, но тот, что говорит с тобой – это паразит, залётная душонка, что подавляет волю настоящего хозяина тела и творит его руками всё, что вздумается. С настоящим Иваном, с его душой и разумом, ты никогда не имела дела, Иван скорее всего даже не ведает, что с его телом творится.

Немила разрыдалась, пленник пуще прежнего принялся умолять отпустить его:

– Не держите меня! Я покину это тело сам, честное слово, покину! Смотрите, уже покидаю!

Иваново тело неожиданно обмякло, глаза его закатились, рот ослаб, язык вывалился наружу. Но Яга стукнула по его спине клюкой, что-то прошептала, и взгляд Ивана снова стал осмысленным.

– Нечего мне тут балагурить. Сросся с бедным мальчиком, поганой метлой теперича не выгонишь, паразит мелкий. А ты, Ворон, можешь встать с него. Без моего позволения здесь и червяк не проползёт.

Яга топнула ногой. Ворон крикнул «кар-р»! И неохотно спрыгнул с тела, поделенного на двоих.

Иван встал, его глаза недоверчиво и затравленно забегали между Ягой и Немилой, а потом он резко рванул к частоколу.

Попытался вскарабкаться – но колья были слишком гладкие, обернулся летучей мышью – а те стали расти вверх, пока не закрыли собой небо.

Летучая мышь камнем упала на землю, а змея попыталась протиснуться сквозь зазоры в кольях. Затем змея превратилась в лягушку, бесполезно попрыгала по двору, а с последним прыжком на том месте снова стоял потрёпанный озлобленный на весь мир царевич.

Но и это была не последняя попытка. Немила попыталась броситься к Ивану, однако не успела двинуться с места, как из уха царевича вырвалась чёрная струйка дыма, которая взвилась ввысь, оставив тонкий хвостик в ушной раковине. Частокол снова вырос, а месяцы-головы, развернувшись лицом в центр круга, принялись изо всех сил дуть, сложив губы в куриные гузки и раздувая щёки.