Про своего отца, Александра Андреевича Максимова, бабушка говорила, что он был крестьянином. Но не бедным – мог позволить себе заграничные поездки. После одной из них он привез дочери на день рождения швейцарские часы на золотой цепочке.

Мария Александровна Максимова и ее брат Иван Александрович. Фото 20 декабря 1915 года

Пока бабушка ходила к соседям за липовым медом, ее подруга, у которой мы остановились, пыталась рассказать мне о бесконечном количестве «безответственных» поступков моей бабушки в подростковом возрасте. Например, о том, что она могла напрямую пронестись на своем белом коне через чужие огороды, перескакивая через плетни, или в бурю выйти на лодке в Череменецкое озеро, чтобы отвезти весточку с фронта – тогда шла Первая мировая война – в деревню на другом берегу. Однако беседа была прервана вернувшейся бабушкой, и ее подруге сильно попало за «распускание языка».

А когда вечером мы пошли посетить часовню, расположенную на центральной улице деревни, я услышала от старушек, сидевших на лавочке: «Вон старая барыня пошла с внучкой». Я с удивлением обернулась, рассчитывая увидеть какую-то барыню, но кроме нас с бабушкой, на дороге никого не было. Разъяснений по этому поводу от бабушки получить не удалось. Она молчала до самой часовни.

Старинным ключом она открыла замок (ключ бабушке доверяли в любое время суток) и, зайдя внутрь, высветила фонариком икону Георгия Победоносца в алтаре. И сказала, что эта икона всегда особо почитаема в семье Максимовых, а старшего сына, по традиции, у них в семье принято называть Георгием. Я тогда думала, что Максимовы были просто каменщиками на строительстве часовни, – у меня не было и мыслей, что мои предки были «непростыми крестьянами».

Еще запомнился бабушкин рассказ о том, как во время революции один из местных жителей прострелил купол часовни. И бабушка очень сожалела, что нет денег на его ремонт. Но в ее словах не было никаких интонаций или слов, осуждавших «революционера». Она вообще никогда и никого не осуждала и не критиковала, держалась всегда с большим достоинством и самоуважением, очень дорожила своей репутацией.

Часовня в селе Наволок, построенная в конце XIX века усердием купца 1-й гильдии А.А. Максимова и ставшая семейной святыней

Поэтому я верю в правдивость бабушкиного рассказа о том, что ее родной брат Иван с двоюродным братом еще до революции отправились кататься на яхте по Черному морю; они попали в шторм, заблудились и оказались на турецком берегу. Затем по юношеской жажде приключений они отправились в путешествие по Северной Африке и Европе, а вернулись в Россию только в 1923 году. Изредка они присылали бабушке открытки из своего «турне». Пять таких посланий по сей день хранится в нашем семейном альбоме.

К сожалению, бабушки уже давно нет в живых, и многое из того, что хотелось бы узнать, спросить не у кого. Однако только теперь у меня, наконец, появилась возможность по-настоящему заняться историей семьи. В первую очередь – искать материалы в архивах. Обнаруженное мной очень точно подтвердило то, о чем бабушка говорила лишь намеками, о чем мне приходилось лишь смутно догадываться. Открывающиеся для меня, шаг за шагом, страницы истории нашего рода оказалась настоящим откровением.

Дореволюционные фотографии почти всех Максимовых сохранились в нашем семейном архиве, но только теперь образы этих давно уже ушедших из жизни людей наполнились историческим содержанием. Оказалось, что нам, потомкам Максимовых из Наволока, есть чем гордиться, причем заслуги Максимовых были признаны еще до революции.

Выяснилось то, что мои предки до революции за свою общественную деятельность были награждены множеством орденов и медалей. Сыновья бывшего волостного писаря – Михаил и Федор Андреевичи были гласными Городской думы и членами Городской управы города Николаева, а их младший брат Алексей Андреевич дважды избирался головой Севастополя.

Прапрадеду улыбалась удача

Когда-то, в первой половине XIX века, моему далекому предку Андрею Максимовичу Максимову столь по сердцу пришлось живописное сельцо Наволок, раскинувшееся на берегу Череменецкого озера, противоположном от монастыря, что зародилась в его сердце мечта обосноваться на постоянное место жительства в этом дивном месте. Он стал первым купцом в роде Максимовых.

Чем больше удавалось мне найти документов в архивах о своем далеком прапрадеде, Андрее Максимовиче, тем более я удивлялась тому, как часто ему в жизни улыбалась удача. Прежде всего, ему повезло родиться в той деревне, в которой на момент его рождения находилась Лужская вотчинная контора. Это деревня Дубровка, что близ села Городня.

Повезло в том, что как раз ко времени вступления его в отроческие годы, в 1832 году, в Петербургской губернии по указанию Николая I при всех вотчинных конторах открывались школы для обучения детей селян грамоте – с целью выучить их на писарей. Немного повезло и в том, что к тому моменту, когда Андрею Максимову исполнилось двенадцать лет, спился вотчинный писарь, а потому потребовался новый.

Затем повезло с управляющим вотчинной конторой – Горгестом Гудчайльдом, который постоянно хлопотал перед вышестоящим начальством в лице великой княгини Елены Павловны то о денежной премии для молодого и не в меру активного писаря, то об отмене рекрутской повинности сперва для Андрея, а после для всех его братьев, то о награждении моего предка медалью «За усердие».

В 1841 году Андрею Максимову повезло с женитьбой. За него, крепостного писаря, согласились отдать вольноотпущенную красавицу-девицу Февронию Яковлеву. В семейном архиве есть ее фото в зрелых годах, сделанное архитектором, художником и фотографом Валентином Фельдманом, сыном агронома Ораниенбаумского дворцового правления.

Подтверждением того, что брак был заключен по любви, является история спасения жизни Андрею Максимову его женою Февронией, подробно описанная в рапорте хозяйственного заседателя вотчиной конторы Иваном Сысоевым. Описал этот конторский служащий историю, произошедшую в конце декабря 1855 года.

Отправился тогда писарь Андрей навестить своих четверых братьев, сестру и мать в родную деревню Дубровку, а ехать до нее было более трех с половиной верст. Лошадь он одолжил у богатого односельчанина. Через два дня лошадь вернулась в два часа ночи на свой двор без Максимова. Сообщили незамедлительно его жене. Тот же час направилась Феврония, невзирая на темноту и холод, на поиски своего мужа, на лошади того же односельчанина Филатова, как сказано в отчете, «напротив пути» запропавшего супруга.

Филатов отправился вслед за нею и был свидетелем того, как примерно в полутора верстах от Наволока нашла Феврония мужа «почти при смерти от холода». По возвращении в Наволок, находился Андрей в состоянии «весьма опасном». Вызван был к нему из Луги лекарь. Врач зафиксировал обморожение обоих ног и велел немедля отправить больного в городскую больницу. Но не доверила Феврония лечение своего супруга посторонним лицам – сама взялась излечить его, и через два месяца, в прямом смысле слова, поставила супруга на ноги. Был составлен подробный рапорт о случившемся, сохранившийся в бумагах Ораниенбаумского дворцового правления…