– Говори о себе, сват Рюрик, – усмехнулся Святослав Всеволодович. Казалось, он совсем не рассердился. – Я же никогда раньше, да и теперь не решился бы преследовать большие силы половцев без конницы чёрных клобуков или берендеев на худой конец. Меня подвигла, в конце концов, на такое безрассудство только обида на твоего брата Давида. Кстати, я удивляюсь и тому, что Кувдундей не привёл чёрных клобуков к Зарубскому броду, как обещал. Похоже, что рушится наша с тобой власть на Руси, а?

Князь Рюрик не стал отвечать, потому что уже придерживал подле великих князей своего коня пучеглазый Олекса Суздалец.

– Вечно живите, господа великие князья киевские Рюрик Ростиславич и Святослав Всеволодович. Наш князь Владимир Глебович не может устроить посольство по всем правилам, потому что лежит пластом, а его лечат медвежьим салом. Он пеняет вам, что пришли в малой дружине, и послал нас, остаток своей дружины, теперь уже вам на подмогу. Под Переяславом был сам Кончак, иные ханы разошлись веером в города по Суле. Гонцы уже прибыли из всех городов, кроме Песочена и Римова. Плохи дела, великие князья. На Посулье остались одни пожарища, а сохранившийся народ выходит из лесов на родные пепелища. У нас, на Переяславле, у кого из дружинников были дворы вне детинца, все сожжены, а многие наши и убиты. Иные и пойманы.

– Кем пойманы? Половцами на бою? – встрепенулся Рюрик.

– Эх! Проболтался, дурак! – побагровев свекольно лицом, боярин сорвал с головы шелом, бросил под ноги коню, и на лбу его открылась свежая ссадина, уходящая под подшлемник. – Да что толку теперь таить, всё едино узнаете! Когда половцы начали поджигать ворота и стены острога, и наш князь понял, что посад может быть взят, он приказал открыть ворота детинца, а нам, дружине, вместе с ним выехать на помощь защитникам острога. Однако малое число дружинников его послушались, два-три десятка всего.

– Отроков или старших? – прищурил глаз князь Святослав.

– В том-то и беда, что больше отроки, великий княже, – склонил голову боярин Олекса. – Князь выскочил за ворота острога, начал сечь мечом половцев-поджигателей, и тогда Кончак ударил с трёх сторон большими полками. Князь наш, раненый несколькими копьями, был втиснут половцами-копейщиками внутрь острога, и тут старшие бояре увидали с заборола, что беда, снова отворили ворота и поскакали выручать князя. Многие, выручая князя Владимира Глебовича, и погибли. А те, кто и тогда побоялся выехать против супостата, заперты теперь в гриднице без оружия и сапог, ждут княжьего суда, а ихние же товарищи стерегут.

– А ты, боярин, когда из города выехал? – глядя в сторону, осведомился князь Святослав.

– Я-то? Вместе с князем, конечно, – ещё сильнее выпучил глаза Олекса. – Не понимаю, что делается в дружине… Уж не перед концом ли света такое творится, господа великие князья?

Великий князь Рюрик Ростиславич хмыкнул. Великий князь Святослав Всеволодович мысленно согласился с переяславльским тысяцким. Ему самому часто снилось в последние годы, что стоит он на краю огромной песчаной ямы, и песок осыпается у него перед ногами. Под слабыми, бессильными, старческими его ногами – в жизни ещё твёрдыми и сильными. Думал сперва, что сей сон близкую смерть ему вещует, а потом внезапно понял, что сон-то о Русской земле. Не ко времени такие думы, и потому спросил он у боярина:

– Всё ли ты сказал нам, что велел передать сын мой и брат Владимир Глебович? Не запамятовал ли чего?

– Ой, запамятовал я! Прощения прошу у вас, у великих князей, – боярин недоумённо, будто и не видел его раньше никогда, посмотрел на поданный оруженосцем свой шлем и напялил его, легко покривившись, на голову. – Князь торческий Кувтундей присылал гонца от города Ярищева, что погнал за половцами, надеясь отбить захваченный в Ярищеве полон.

– Можно подумать, что русский полон его заботит, – проворчал Рюрик Ростиславич. – Очень нужен хитрозадому Кувтундею тот полон: взятую добычу отбить надеется. И почему же не пришёл к Зарубинскому броду, как обещал?

– Так или иначе, Кувтундей уже преследует половцев, а мы только совещаемся, – примирительно заметил Святослав Всеволодович, давно понявший, что его соправитель недолюбливает торческого батыра. – И скажи, тысяцкий, давно ли Кончак отступил от Переяславля?

Олекса Суздалец пошевелил губами, соображая и подсчитывая:

– Не меньше, как пять часов назад, великий князь.

Только Кончак сперва отправил полон и добычу, а потом сам ушёл.

Великие князья снова переглянулись. Обоим стало ясно, что поскольку полон гонят пешком, возможность догнать Кончака остается.

– Что ж, – промолвил Рюрик Ростиславич, – веди нас за Кончаком, тысяцкий. Тебе сии места лучше ведомы.

Западный ветер выдул уже с Залозного шляха запахи половецкой орды, однако следов колёс не было на нём, только бесчисленные отпечатки неподкованных копыт, и все вели на восток.

На полпути до развилки, от которой Золозник раздваивался на полуденный и полунощный пути, встретился им первый купец, бухарец-басурманин на трёх возах. Он не захотел отвечать на вопросы о половцах, только кланялся великим князьям, и те, ничего не добившись, отстали от него. Ещё через несколько вёрст они поняли, что напугало бусурманина, – если, конечно это не Кончак запретил ему разговаривать с воинами-русичами. На обочине валялись грудой голые трупы переяславцев, были то юноши и средовеки, посечённые саблями. То ли отказывались скоро идти, то ли попытались бежать…

Перекусывали на скаку, ночью, не останавливая погони, дремали в седлах. Солнце поднялось уже довольно высоко, когда доскакали до развилки. По следам копыт стало им понятно, что половецкое войско разделилось и двинулось по обоим путям Залозника, единственно, что тысяцкому Олексе удалось убедить великих князей, что следы копыт на полуденном пути более свежие. Туда и свернули. Через час скачки увидели впереди дымы: это на противоположном берегу сверкающей под солнцем Сулы догорал Горошин; на сей раз городок, обслуживающий потребы купцов на шляху, не спасли прежние договоры с половцами о мире. Тут к пепелищу Горошина подоспел караван купцов из разных стран, ехавших в чаянии большей безопасности вместе. Когда караван переправился через Сулу, великие князья послали боярина опросить купцов. Те клялись-божились, что не встретили никакого половецкого войска.

Тем временем подъехал к великим князьям Олеса Суздалец и сообщил, что следы орды свернули на дорогу к Римову. Тут клюющие носами в сёдлах великие князья оживились. Если половцы от Римова будут возвращаться на Золозный шлях, то оставалась возможность, что поедут той же дорогою вдоль Сулы, что и приехали.

– Станут возвращаться, тут-то мы на них и напоремся, – предсказал князь Святослав.

– Не мы на них напоремся, а они на нас! – пылко возразил князь Рюрик. – Мы будем готовы к внезапной встрече, а они нет. Мы ударим первыми, хоть нас и немного, – а они, глядишь, и побегут, как уже не раз бывало.

– Что ж, поехали, только блюдясь вдвойне.

Завидев в той стороне, где ожидался Римов, дымы, великие князья приняли сугубые меры предосторожности, и на берег Сулы к Римову их войско выскочило из-за прибрежного холма в боевом строю с копьями наизготовку. Открывшееся перед воинами зрелище заставило многих из них натянуть поводья, и строй смешался. Города Римова больше не существовало. Пепелище, оставшееся от посада, было уже холодным, на месте детинца ещё тлели и дымили остатки построек и стены, а поскольку и церкви в Римове были только деревянными, не торчали над пожарищем, как обычно бывает в таких прискорбных случаях, закопчённые остовы каменных храмов, только глиняные печи над тёмными квадратами пепла и обгорелых брёвен на месте домов.