Он тихо вылез из расщелины, стал переползать к вырубленной в грунте лестнице. Выполз на обрыв, застыл. В доме за шторой горел тусклый свет. Максим пробежал пятнадцать метров, скорчился под крыльцом. Потом перебрался к фундаменту, потянулся к окну. Шторы прилегали не плотно. В мутном свете просматривались беленые стены, край стола, настольная лампа. Невнятный силуэт склонился над бумагами, перелистывал их.

Максим скрипнул зубами: у полковника точно не все дома. Он что, не имеет права на отдых? А ну, марш на речку! По крайней мере, это точно был полковник, и он точно был один.

Вот он поднялся, Максим насторожился. Но ничего не случилось, звякнула чашка, полковник наливал чай. Шелестов в нетерпении поглядывал на часы. Пять минут прошло с последнего появления часового, уже шесть… Постучать? Разве не откроет? А дальше по обстоятельствам, вернее, по черепу, потом тащить на речку и устраивать принудительное купание…

Он бы так и сделал. Уже изготовился, но в этот момент полковник опять поднялся. Заскрипели половицы. Максим попятился, дыхание перехватило. Скорчился под крыльцом, укрывшись куском гниющего брезента — больше нечем.

Отворилась дверь, прогнулись половицы. Полковник чиркнул зажигалкой, потом с наслаждением затянулся. Шумно выдохнул, крякнул. Идти на реку он не собирался, торчал на крыльце, создавая советскому лазутчику лишние сложности. Вот если бы Вайсман спустился…

Бог услышал молитву: что-то потащило полковника вниз. Он сошел со ступеней, стал прохаживаться возле дома, усердно дымя. Пока он смотрел только под ноги.

Максим отогнул край брезента. Полковник был в расстегнутом кителе, без ремня. Он повернул голову и взглянул на крыльцо…

Максим совершил прыжок, удививший его самого, и толкнул полковника плечом! Тот ахнул, дыхание перехватило от удара о землю, а ведь мог и заорать во всю глотку! Максим, оседлав его, нанес несколько ударов в челюсть. Полковник хрипел, закатывал глаза. Пришлось придушить — тот подавился, потерял сознание. Надолго ли?

Двенадцать минут прошло, встреча с часовым в планы майора не входила! Он схватил полковника за ворот и поволок по тропе вниз. Неудача — тот чуть не выскочил из кителя. Пришлось хватать под мышки, напрягаться, как бурлак на Волге. Туша была увесистая, задача становилась практически невыполнимой…

Он доволок полковника до берега, стащил со ступеней. Тот уже приходил в себя, мычал. Увесистая оплеуха опять погрузила Вайсмана в беспамятство. Максим стащил с него сапоги, снял китель, вытряхнул из форменных штанов. Семь потов сошло. Остались майка, трусы и носки. Купаться можно и в майке — особенно если хочешь ее постирать.

Все снятое майор аккуратно уложил стопкой на мостках. Сверху пристроил носки, рядом — сапоги. Немец, как явный приверженец порядка, не станет бросать вещи как попало. Он дотащил полковника до воды, потом вернулся к лестнице, стал затирать следы. Глина каменистая, хорошо утрамбована, пусть ищут…

Двадцать минут прошло! Шелестов вошел в холодную воду, волоча за собой полковника. Тот опять пришел в чувство, взбрыкнул, словно рыба взыграла у берега. Снова удар, и полное отключение от реальности. Приходилось думать. Перспектива не окрыляла. Но большая часть задания уже позади, такой пустяк остался!

Приходилось поддерживать полковника, чтобы он не нахлебался воды. Спасать утопающих майору как-то приходилось. Но тогда это была худенькая девушка в Алуште, а не туша немецкого офицера! Зайдя по пояс в воду, Максим вывернул спину, руки, пристроил полковника на хребте так, чтобы подбородок упирался в верхний шейный позвонок. Он плавно входил в воду, а когда ее уровень поднялся до груди, поплыл, делая энергичные гребки.

Немыслимая тяжесть тянула ко дну. Шелестов вытягивал шею, чтобы было чем дышать, и все же сумел нахлебаться. Он плыл очень медленно, приближаясь к стремнине. Сносило течением. Силы подходили к концу. Охватывала паника, он уже был готов сбросить с себя обузу, но продолжал плыть. Скоро появится часовой, он не может не заметить в свете лунной дорожки подозрительное явление!

Максим отдувался, выворачивал шею. Но плыл! Одолел стремнину. Не попасть бы в омут — их тут хватает. Сокращалось расстояние до берега, но все равно еще долго. Течение сносило — характер местности менялся, разредился кустарник. Отчаяние овладевало майором: он физически не мог справиться с задачей. Руки немели, он их не чувствовал. Заворочался за спиной Вайсман, он снова приходил в себя!

В последний миг, когда уже темнело в глазах, а конечности фактически отвалились, Максим почувствовал чью-то помощь! К нему подплыл человек, перевалил на себя полковника. Стало легче, он еще какое-то время может держаться на воде.

— Командир, это я, Сосновский… — прохрипел спаситель. — Я сам его доволоку, тут немного осталось… Можешь плыть самостоятельно?

Плыть он мог, а вот говорить — решительно нет. Течение у берега ослабло, он сделал несколько гребков. Дно под ногами! Здесь кусты расступались, образовалась маленькая бухта. Кто-то топал по воде навстречу, схватил за руку, выволок на берег и бросился помогать Сосновскому.

В ушах звенело, Максима рвало, он никак не мог отдышаться. Товарищи вытащили из реки нахлебавшегося воды Вайсмана, проводили реанимационные процедуры. Полковник исторг из легких воду, выгнулся дугой, закашлялся.

— Командир, он сейчас заорет, — предупредил Сосновский. — Что с ним делать?

— А ты догадайся…

Звук затрещины разнесся по воде — догадались правильно. Полковник подавился кашлем и в который уже раз потерял сознание.

— Мужики, где мотоцикл? — прохрипел Максим.

— За кустами, командир… Ты, это, стаскивай все с себя, в люльке старая одежда есть — у пани Ядвиги наворовали…

— Хорошо, потом. Работаем, мужики, работаем…

Его еще качало, но тело уже слушалось. Полковника заволокли в кусты. Крики на том берегу внезапно привлекли внимание. Самое время, это было неизбежно… Их снесло метров на сто, но все было видно. Блуждал огонек фонаря. К нему присоединились еще два. Часовой обнаружил одежду на мостках, поднял тревогу. Немцы спустились к воде, кричали — звали полковника. Перекрещивались лучики света.

— Вот вам, а не полковник, — процедил сквозь зубы Максим. — Купаться пошел, силы не рассчитал и в омут с головой… Докажите обратное…

— С русалкой повстречался, — нервно хихикнул Сосновский.

— Пусть ныряют, — бормотал Буторин. — Лишь бы у нас было время уйти…

Он смутно помнил, как за кустами во что-то переодевался — шмотки были древние, пахли нафталином, рвались от неловких движений. Полковнику забивали кляп в глотку — очень кстати очнулся. Буторин на хорошем немецком языке предложил Вайсману облачиться во что-нибудь элегантное. Тот гневно мычал, но натягивал на себя ватные штаны и рваную женскую кофту — его уже трясло от холода.

Мотоцикл вывели из кустов, утрамбовали в люльку добычу, повели его по тропе, толкая втроем. Заводить мотор было равноценно самоубийству. С тропы свернули в лес — это был разреженный сосняк. Битый час пыхтели вдоль опушки, делали остановки, прислушивались. Вайсман приходил в себя и снова погружался в беспамятство. На исходе часа решили прекратить это безумие, расселись по местам. Вайсман застонал под ногами.