— Может быть, мы не учитываем ещё что-то?

— Например? — прищурился капитан. — Только не говори, что это обычная неисправность, и корт через пару часов объявится на маяке как ни в чём не бывало.

— Не скажу, — согласился Дерен.

— А разведчики тебе что ответили?

— Что по всем базам корт чистый и к таггерам фирма-владелец никакого отношения не имеет. Но… — Дерен замялся.

— Но? — поторопил капитан.

— Но неприятности у неё будут. Разведчики за каким-то хэдом поставили на уши таможню. Нашли не обеспеченный груз и прицепились к нему. Но вряд ли это имеет отношение к Рэму.

— Стоп. А если корт прячется за рентгеновской звездой по своим контрабандным делам и просто переваливает кому-то этот самый злосчастный груз?

Дерен закрыл глаза. Пилот не думал. Он провалился в транс и проверял нити вероятностей.

Наконец кивнул:

— Возможно. Но эта нить событий не угрожает Рэму, даже наоборот, а донос — угрожает.

— И что ты предлагаешь?

— Я жалею, что кончилась война, — нахмурился Дерен. — Взял бы в пару Эмора или Роса, и глянули бы на месте, что же там происходит.

— Война — дело удобное, — согласился капитан. — Там бы всех и прикопали, если таггеры и в самом деле вывели корт из зоны устойчивой связи и потрошат его. А дополнительный приз — наш ташип, которого придумали, как лишить батькиного наследства.

— Так может, всё-таки проколоть по-тихому?

— И в очередной раз поссориться с генералом Дегиром, на которого свалили пассажирские линии?

— Можете свалить всё потом на меня, — предложил Дерен.

— На тебя? — капитан вдруг улыбнулся. — Ты пойдёшь спать. Ты мне завтра нужен весёлый и бодрый, Вальтер. А вот я…

Он вздохнул, подошёл к нише, где хранились напитки, и достал бутылку чёрного кьяснинского коньяка, презентованную ему недавно Энреком Лоо, внебрачным сыном эрцога Локьё и хорошим другом.

Дерен понял и тоже улыбнулся.

— Мы подгоним потом партию йилана ребятам, — пообещал он. — Только пусть глянут по-тихому, что там вообще происходит?

Капитан молча кивнул. Ему предстояло ещё пить по сети с командующим экзотианским резервом, генералом Дегиром, а он терпеть не мог переводить спиртное на свой не пьянеющий организм.

Коньяк был хорош. Кэп планировал передарить его своему непосредственному начальнику, генералу Мерису, но отношения с Дегиром экипаж «Персефоны» связывали непростые, и пришлось пожертвовать именно этой бутылкой.

Генерал ещё недавно вражеского резерва ценил напитки за марку и уплаченное за них количество эрго. Иного бы он не понял.

Дерен уже направился к двери, когда капитан окликнул его:

— Вальтер, а почему истники не могут собраться вместе и всё просчитать? Неужели им бы самим было не проще, если б мы точно знали, чем закончится война или противостояние с Севером?

— Потому что сейчас этой реальности ещё нет, — охотно пояснил Дерен. Уходить ему не хотелось, он нервничал и понимал, что уснуть будет непросто. — Есть паутина вариантов. Знаете, почему эрцоги называют причинность «канер хамат» — паутина реального? Потому что понимать её можно, только если ты и в самом деле подвешен на некой невидимой паутине, словно паук, телом чувствуя натяжение нитей. Чувствуют-то причинность многие. Но очень трудно сопоставить картину этих своих ощущений там, в условном качании и безвремении, с нашей, физической реальностью. Эрцоги учатся этому всю жизнь. Сотни лет — через смерть близких и разрушения городов они тренируются по очагам собственной боли определять значения невидимых нитей мировой паутины. Потому же у них много детей. Больше активных чувственных связей, отростков себя, вбрасываемых в мир. Их не так уж интересуют наследники. Наследником чаще становится племянник или дальний родственник. Из самых способных, кого собирает под себя Дом. А в Дом берут по умению различать в мироздании свой цвет. Вот когда вы закрываете глаза, что вы видите, капитан?

Кэп честно зажмурился.

— Сейчас я вижу зелёное, — сказал он. — Но я уже пробовал так смотреть. Я всегда вижу разное, Вальтер. Если мне нужно противостоять чьему-то влиянию, я заставляю себя увидеть белое. Не всегда с первой попытки, но…

— Всегда разное? — удивился Дерен.

Капитан задумался.

— Чаще — это голубой или бирюза, но бывает и розоватое, жёлтое, синее… Наверное, и красное тоже бывает, но в бешеном состоянии я не пробовал приглядываться к этому внутреннему свету. Беги, Вальтер. Пить с Дегиром мне положено в одиночку. Неприятно, но надо же как-то вытаскивать твоего ташипа.

Дерен кивнул по-уставному и быстрым шагом вышел из капитанской.

Пассажирский корт, следующий по маршруту «Аннхелл — Питайя — Аскона».

Открытый космос — ангар — капитанская рубка

Ченич почти не понимал, что происходит. Силиконовые ремни, которыми он был пристёгнут к ложементу, натянулись вдруг, а потом с силой прижали его к основанию пилотского кресла. Само кресло раздулось, распухло, поглощая человека, затягивая внутрь, словно пыталось сожрать.

Раздался звук, похожий на шипение закрывающихся дверей лифта. Трассёры силовых линий побежали перед лицом юриста, ограничивая пространство короткими сполохами.

А потом мир перевернулся, и навалилась страшная тяжесть.

— Всё в порядке, — услышал Ченич сквозь шум крови в ушах голос Рэма. Ах да, парень же ещё и всунул ему в ухо наушник для связи. — Начальная скорость отстрела ложемента великовата, древняя какая-то модель. Придётся сделать пару витков вокруг корабля, чтобы подготовить капсулы экстренной эвакуации ко входу в ангар.

— А что вокруг? Где мы?! — почти закричал юрист.

— Космос, — коротко отозвался Рэм. — Терминал потому и сохранился на кортах, что это последняя возможность эвакуации. Его можно было отстрелить от корабля полностью, всем блоком. Но я решил, что эффективнее будет закапсулировать и отстрелить ложементы. Так что всё в порядке. Мы просто летим сейчас вокруг нашего корта. Скоро снова войдём в ангар.

— А почему я ничего не вижу?!

Лететь вслепую, в никуда, было страшно. Конечности налились свинцом, они словно бы существовали отдельно. В голове бухало, а тело куда-то несло с ужасающей скоростью.

Скорость Ченич почему-то ощущал желудком: он то ухал ниже пупка, а то начинал давить на горло.

— Потому что надо включить обзор, — пояснил Рэм. — Кисть правой руки. Сожми и разожми кулак.

Его голос шёл из правого уха, но это не означало, что и сам Рэм был где-то справа.

Ченич попробовал разжать пальцы, впившиеся в поручень ложемента, но не сумел.