Понимая, что любые слова будут лишними, Пьер Робер грустно кивает и открывает перед ней дверь.

В Соборе сегодня прохладно и немноголюдно. Вероника и Пьер споласкивают руки в чаше у входа и занимают свободные места на скамейках. Отец Ксавье уже стоит за амвоном, смотрит сквозь очки в раскрытое перед ним Святое Писание. Люди негромко переговариваются — но стоит отцу Ланглу поднять голову и окинуть паству внимательным взглядом, как все разговоры смолкают.

Сегодня отец Ланглу говорит о любви.

Любовь — это дар Господень, говорит он. Это та сила, что питает мир. То, что отличает человека от животных. То, что спасает нас и заставляет бороться за жизнь. Любовь — это мера человеческой души. Мы приходим в этот мир в любви, бескрайней любви матери к ребёнку. Родители питают и взращивают её нежный, слабый огонёк в наших душах, чтобы в своё время он разгорелся и осветил жизнь смыслом. Невозможно жить, не любя. Перестать любить — это перерезать нить, связующую человека и Бога. Без любви мы блуждаем во тьме и страхах; мы ищем путь, но без света наши дороги ведут в никуда.

Берегите любовь в ваших сердцах, говорит отец Ланглу. Это величайшее извечное сокровище, и обладатель его вызывает у слабых людей зависть. Не кричите о своей любви, не будите тьму в нечестивых сердцах, не обрекайте себя на беду. Лелейте её, как величайшую из тайн со дня Сотворения Мира. Пусть любовь живёт в ваших поступках, в вашем дыхании, на кончиках пальцев, во взмахе ресниц. Не дайте ей сорваться с уст, но напоите её светом свою жизнь и тех, кто вам дорог.

Почитайте имя любви, как Имя Божье. Не поминайте его всуе, не нарекайте любовью похоть, гордыню, тщеславие. Любовь есть чистый свет ваших душ, тепло ваших сердец, и нет в ней места для пороков. Почитайте любовь земную, дарящую жизнь. Любовь — это дар, помните об этом. И любого хранителя сокровища ждут на пути испытания. Выдерживайте их достойно. Даже когда ваш путь лежит сквозь тьму, он будет верным, если вы идёте к свету. И мир, и души ваши да не убоятся тьмы и будут спасены.

Вероника слушает, безмолвно шевелит губами, повторяет слова отца Ксавье. как никому другому, ей близко и понятно то, о чём он говорит. Но почему-то именно сегодня проповедь не приносит облегчения и покоя. Потому и бегут, обгоняя друг друга, слёзы по бледным щекам Вероники Каро.

Когда отец Ланглу заканчивает проповедь, Вероника вдруг сдавленно стонет, привстаёт со скамьи — и валится на мозаичный пол без сознания. Священник обрывает свою речь на полуслове и бросается к ней. Пьер уже хлопочет над Веро, пытаясь привести её в чувство. Прихожане собираются вокруг распростёртой на полу молодой женщины, кто-то испуганно ахает.

— Советник Робер, срочно врача, — жёстко распоряжается отец Ланглу. — Я подниму её в Сад, там можно оказать помощь. Не медлите же! Вероника… Веро! — голос срывается, переходя в еле различимый шёпот: — Miserere mei Deus, secundum magnam misericordiam Tuam[12]…

Пьер подчиняется беспрекословно, бросается к выходу. Священник поднимает обмякшую, словно кукла, Веронику на руки и быстро уносит её за череду мраморных колонн. И чёрная плитка мозаики скрывает от посторонних глаз ярко-алое пятно там, где упала Вероника Каро.

— Чего ты там возишься, чёртов прохиндей?

Эхо летит по трубам вентиляции, искажает зычный голос начальника цеха, придавая ему гремящие ноты. «Как будто в ведро башку сунул и орёт», — думает Жиль и усмехается. Пусть вопит, сыплет оскорблениями, да хоть слюной брызжет. Кроме Жиля, по этим трубам всё равно никто не пролезет, а значит, начальнику придётся заткнуться и подождать, пока мальчишка доползёт до вытяжки и выяснит, с чего это она перестала работать. Без вытяжки встала вся работа в трёх цехах, и Жиль сейчас чувствует себя героем, спасающим Азиль. Вот уже полчаса он ползёт на животе по тёмным трубам, освещая себе путь трубкой со светильным газом и ориентируясь на голоса под ним.

— Боннэ, отвечай! Ты сдох там, что ли?

Мальчишка подтягивается, упираясь ладонями в грязное нутро трубы, отталкивается пальцами босых ног. Душно. Пот течёт по телу, жутко чешется под правой коленкой.

— У-ууууууу! — мрачно воет Жиль, барабаня по трубе кулаками, и хохочет.

— Ползи давай! Ещё метров пять вперёд — и слева смотри вытяжку! — откликаются голоса из цеха.

Жиль переводит дыхание, продвигается дальше. Усталость берёт своё, в голову лезут всякие страхи: а ну как он тут застрянет? Или кошка навстречу выскочит… Жиль встряхивает волосами, ушибает затылок о трубу. «Застряну — придётся им меня вытаскивать. А это потолок разбирать, трубу пилить. Или я умру и буду вонять на всю фабрику», — от этой мысли неожиданно становится весело. И зря Акеми вечно критикует его худобу.

Мысль об Акеми заставляет сжать кулаки и зажмуриться, не давая глупым слезам подступить и близко. Жиль чувствует себя последним дураком. Как же он умудрился так крепко заснуть, что не услышал, как Акеми ушла? Квартира выгорела дотла, соседи говорят, что полиция арестовала Кейко и месье Дарэ Ка, а идти туда, где Акеми работала, боязно. Будут спрашивать, почему девушка скрывается. И он невольно её подставит.

Жиль шмыгает носом, часто моргает. «Это пыль. Нечего хлюпать!» — строго приказывает он себе.

— Боннэ! Ну, что там?

— Ползу! — огрызается он и продолжает движение вперёд.

Впереди — наконец-то! — брезжит неяркий свет. Жиль выключает фонарь, вешает его на шею. Несколько усилий — и он у цели. Труба расширяется, переходя в вытяжку. Жиль свешивает руку с края вниз и кричит:

— Н-на месте!

— Над тобой решётка, отвинчивай! — командуют из цеха.

Мальчишка переворачивается на спину, несколько секунд напряжённо сопит, шаря правой рукой по бедру, где широкой эластичной лентой прикреплена отвёртка. Наконец металлический прут с плоским концом оказывается у него в ладони. Останется только как-то закрепиться самому, чтобы достать до решётки. Жиль подтягивается, держась за скобу, садится на самом краю, подбирает под себя ноги. Теперь можно упереться в края перекрёстка вентиляционной шахты, расставив ноги, и работать. Тут Жиля ожидает неприятный сюрприз: металлические заусенцы больно впиваются в босые ступни. Значит, надо всё делать быстро.

Он ловко вывинчивает крепящие винты, складируя их за щёку, снимает решётку и смотрит вверх. Как объяснил ему местный инженер, что-то мешает датчику, который подаёт сигнал механизму, автоматически отключающему вентиляторы. Это чуть выше решётки, можно запросто достать рукой. Пальцы осторожно ощупывают выемки и выступы около датчика, колени дрожат от напряжения.

Привыкшие к тусклому свету глаза засекают движение, и Жиль отдёргивает руку, едва не уронив вниз отвёртку. По краю небольшой ниши, как раз напротив мигающего красным глазком датчика, мечется крыса. Мелкая, тощая, как сам Жиль. Видимо, зверь свалился откуда-то сверху и чудом зацепился за край, и теперь датчик реагирует на его мельтешение.