Она покачала головой, сама за это время похудевшая иподурневшая. Адам видел, с какой тревогой и жалостью она всматривается в еголицо.

— Простишь ли ты меня когда-нибудь, Адам?

Ее глаза наполнились слезами. Он поспешно привлек ее к себе,она уткнулась лицом в его грудь и заревела громче.

— Все забыто, — сказал и поправил себя: —Ничего не было!.. Мы здесь, мы двое, нам трудно, но все равно я с тобойсчастлив.

Она громко всхлипнула.

— Как ты много потерял из-за меня, Адам! Раньше твоелицо светилось, отражая образ Творца… Даже яркий свет, созданный Творцом впервый день творения, теперь исчез. Даже вечную жизнь ты потерял!

Он сказал тяжело:

— Ева, не надо. Что сделано, то сделано.

— Деревья почти не дают плодов, — сказала она итихонько заплакала. — Земля взращивает чертополох и терновник… Я не знаю,чем кормить детей!

— Мясо и рыба, — возразил он, — хорошая еда!А теперь ты можешь собирать ягоды.

— Ягод нет, — сказала она печально.

— В лесу полно орехов!.. И вообще, Ева, я уже посадилте семена! Брось скулить, все будет хорошо.

Она вздохнула.

— Адам, я же не о себе тревожусь…

— Знаю, маленькая. Знаю. Но все будет хорошо…

Сегодня в затянутом тучами небе блеснул белый свет. Адамедва успел вскинуть голову, как перед ним вспыхнула небесным огнем исполинскаяфигура, вся из огня и света. Ангел, а теперь уже архангел, судя по количествукрыльев, Рафаил завис над землей, не касаясь ее подошвами, весь в беломсверкающем хитоне, за спиной масса огромных роскошных крыльев, Адам даже нерассмотрел, сколько их там пар, но больше двух, это точно.

Рафаил молчал, рассматривая Адама, Адам тоже сдержался,чувствуя к ангелу зависть и неприязнь: они все еще рядом с Господом, в садуЭдем, им удалось опорочить человека и вытеснить его из сада.

Рафаил заговорил наконец сильным, красивым и оченьдоброжелательным голосом:

— Здравствуй, Адам!

Адам ответил с неприязнью:

— Зачем явился? Получил указание изгнать меня еще и сэтой земли? Что, еще какой-то запрет ввели, о котором я даже не слыхал?

Ангел сказал все тем же красивым голосом, словно сам имлюбовался и вслушивался в интонации:

— Сколько же в тебе злости, Адам… А я ведь всегда был ктебе дружен.

— Это злость? — удивился Адам.

— А как ты называешь сам?

— Обида, — отрезал Адам. — Несправедливаяобида.

— Разве не ты нарушил запрет?

Адам поморщился.

— Ладно, не начинай… Говори, зачем прислан. Ты жетакой, сам ничего по своей воле, ты не Люцифер…

— Верно, — ответил Рафаил ровным голосом. — Явсего лишь посланник. Но все же от себя скажу, что ты напрасно полагаешь, будтоГосподь порвал с тобой все нити. Он гневается на тебя, это верно, но и нехочет, чтобы ты страдал сверх… того, что тебе отмерено. К тому же у тебя теперьдети.

Адам спросил с недоверием:

— Что это значит?

— Господь велел передать тебе семена, — ответилархангел. — Посади их в землю, они прорастут и дадут зерно, которым будешькормиться. И ты, и Ева, и твои дети, и дети их детей.

Адам сказал с тоской:

— Семена я и сам отыскал и посадил. Что-то да вырастет…Лучше бы Он не семена прислал, а позволил нам вернуться… Вон Ева только имечтает…

— А ты?

— Я не женщина! Мужчина проживет везде.

— Возвращение исключено, — сказал Рафаил твердо,но с сочувствием в голосе. — И вовсе не потому, что Эдема больше нет.Совсем не потому, Адам.

— А почему?

— Потому что человек сперва должен думать, —ответил Рафаил с печалью, — к каким последствиям приведет его поступок. Ипонимать, что все сделанное нельзя сделать несделанным. А если можно было бывот так, как ты говоришь, то цена проступка стала бы ничтожной, а этогубительно.

Адам с тоской оглядел страшный мир, в котором они с Евойжили в последнее время.

— Ничтожной? Да здесь одни сутки прожить — всюжизнь будешь просыпаться в ужасе. Ева так часто плачет…

Рафаил сказал с сочувствием:

— Привыкайте оба. Тебе в этом мире жить отныне всегда.И твоему потомству. Возьми семена!

Адам подставил ладони. Струйка семян была совсем крохотная,все поместилось в одной ладони, но Адам уже знал, что если Господь пожелает, тоэтой горстки хватит, чтобы засеять всю землю.

— Уповай на Творца, Адам! — сказал ангел напрощанье. — Он ничего не делает зря. Он так строг к тебе потому, чточего-то ждет от тебя очень важного.

Адам горько усмехнулся.

— Все еще?

— Все еще, — подтвердил Рафаил очень серьезно.

— Но я все делаю по-своему, — заявил Адам. —И буду делать!

— Это твое право, — ответил Рафаил мягко. —Но если вдруг увидишь в чем-то правоту Творца, ты в любом случае будешьнастаивать на своем, даже если впереди увидишь пропасть?

Адам проворчал:

— Не знаю. Но пока что я очень зол. И обижен!

Рафаил улыбнулся мягко, как он всегда делал, закрылсяогромными крыльями так, что верхняя пара спрятала лицо, вторая — грудь, атретья — ноги, и тут же исчез, не оставив после себя даже движения воздуха.

После его исчезновения Адам спросил недружелюбно:

— Когда Ты давал запрет, почему не рассказал: почему?Зачем? Почему просто запретил и — все?

Ответ с небес донесся незамедлительно, словно Творец толькои ждал слова Адама, однако Адам уловил в строгом голосе и великую печаль:

— Скоро поймешь…

Адам стиснул челюсти, однако смолчал, ощутив, что Творцаснова нет в этом мире, а кричать в небо и грозить кулаком — это похоже натявкающую собачонку.

К нему со всех ног мчался маленький Каин, в крохотных ладошках,сложенных ковшиком, что-то копошится. Каин несся, не разбирая дороги, спешил,пока добыча не вырвалась на свободу.

— Отец, — закричал он еще издали, — а тыкаких жучков любишь ловить?

За ним несся Авель, не такой крепкий, зато быстроногий, тожезакричал изо всех сил:

— Зелененьких! Зелененьких он любит! Правда, отец?

— Красных, — возразил Каин. Он подбежал ираздвинул ладошки. — Правда, отец? Смотри, какой он красивый… И усики украсных длиннее и толще!