красивыми томными глазами. Она казалась ему идеалом женщины и была к тому же так благородна и богата. Он не имел ведь понятия, что за всем этим блеском скрывается такая нужда, что у этой элегантной дамы всего лишь шесть сорочек, что по будням она ест из глиняной посуды, что весь запас столового белья состоит из восьми скатертей и стольких же салфеток. Всего этого генерал Бонапарт не замечал. Он видел только ее, свою очаровательницу, которая одна была в состоянии дать ему высшее счастье. Ее стройное, гибкое тело, с таким искусством облекавшееся в тонкие ткани, ее пластичные формы и мягкие движения приводили его в восторг. Ему не приходило в голову, что эта женщина шестью годами старше его. Жозефина замечала свою власть над ним и старалась ее использовать. Их отношения, однако, долгое время оставались чисто светскими…»

«Жозефина была небольшого роста и замечательно пропорционального сложения, – пишет Артур Леви. – Все ее движения отличались необыкновенной гибкостью, а естественно-небрежные позы придавали всему существу какой-то экзотически-томный характер. Матовый цвет лица оживлялся бархатным блеском голубых глаз, опушенных густыми, слегка приподнятыми ресницами. Блестящие каштановые волосы рассыпались локонами из-под сетки, скрепленной золотой пряжкой, и придавали еще больше очарования ее необыкновенно подвижным и привлекательным чертам».

Однако после первого визита генерал Буонапарте… неожиданно исчез. И Мари-Роз, разнервничавшись, не выдержала, послав ему недвусмысленную записку. Суть послания такова: да, да, да!!! Она согласна! И… ждет.

«Вы не приходите навестить женщину, которая питает к Вам самые нежные дружеские чувства. Вы делаете ошибку, пренебрегая ими. Приходите завтра обедать со мной, я должна поговорить с Вами о Ваших же интересах. Добрый вечер, мой друг, обнимаю Вас. Вдова де Богарне».

Куда уж конкретнее.

Получив столь пылкое послание, Буонапарте даже растерялся. По всей вероятности, юный генерал оказался не совсем готов к тому, что в светской жизни крепость иногда наступает на завоевателя.

Пришлось оправдываться: «Я не понимаю, что могло стать причиной ваших упреков. Поверьте мне, что никто так горячо не желает Вашей дружбы, как я. Я готов на все, чтобы доказать это. Если мои служебные обязанности не воспрепятствуют, я сам доставлю Вам это письмо. Бонапарт».

Хотя одного оправдания, понимал он, явно недостаточно. Следовало действовать.

В ту ночь он опять не явился в номер, который снимал в гостинице…

* * *

Бонапарт никогда не попрекал себя за то, что женился на Жозефине[55]. (Именно так он назовет Мари-Роз, когда она станет его женой.) Когда любят, такими вопросами не задаются. А он любил. Искренне и сильно. Возможно, в первый и последний раз в своей жизни. Хотя для остальных их союз казался не чем иным, как сделкой. Выгодной для всех ее участников.

Баррас избавился-таки от надоевшей любовницы, сохранив в ее лице надежного союзника. Жозефина обрела, наконец, достойного мужа, готового не только носить жену на руках, но и содержать двух детей от первого брака.

Г-н Фуше. Этот, пожалуй, окажется в наибольшем выигрыше. По сути, все, чем он занимался до этого, сводилось к одному – поставить на нужного человека. Самого нужного. В этой непростой комбинации он, как всегда, почти ничем не рисковал. И все же риск имелся: не ошибиться! И для этого требовались терпение и умение анализировать. А еще решительность. Те три кита, на которых базировался талант Фуше-интригана. И комбинация с генералом Буонапарте подарила ему поистине звездный час. То была сокрушительная победа над обстоятельствами, полный успех.

Ни о чем этом молодой генерал, конечно же, не знал. Человек решительных действий, он просто шел напролом. Теперь было легче: рядом была та, которую он давно искал. Воодушевляло и то, что Баррас (сам Баррас!) одобрил его выбор.

– Посмотри на своего брата, – сказал ему при разговоре чиновник. – Приданое госпожи Клари помогло ему выбраться из нищеты. Без семьи тяжелее, ведь женатому мужчине всегда проще устроиться в обществе, и карьера идет как по маслу. Женись! Дом Мари-Роз считается лучшим в Париже, и женитьба на такой женщине наконец избавит тебя от твоего корсиканского имени. Ты станешь самым настоящим французом…

Баррас, несомненно, был отъявленным негодяем. Но Бонапарт об этом тогда совсем не догадывался. Откуда, например, ему было знать, что за подобным советом к Баррасу придет и… его Жозефина?

– Прошу одного, – взмолилась она, обращаясь к Баррасу. – Чтобы о том, что знаете вы, больше не знал никто!

– Конечно, дорогая, – заверил глупышку бывший любовник.

– Вы ведь прекрасно понимаете, милый Поль, что я люблю только вас – и никого больше! И буду продолжать любить вас всегда! Дайте знать, и я вновь буду вашей… Мне уже никогда так не полюбить… Только вы… Вы…

А вот это уже было слишком. У него с Терезой зашло настолько далеко, что не попятишься. Да и госпожа Тальен значительно моложе. Придется обороняться. Чтобы расставить точки над «i», он насмешливо, глядя в полные слез глаза Мари-Роз, напомнил ей об адъютанте Гоше, конюхе Ван Акере, садовнике… О всех тех, с кем эта разбитная вдовушка без разбора предавалась удовольствиям. Странно, слезы быстро высохли. И теперь в них появился страх. Страх разоблачения. Уж она-то точно знала, кем была на самом деле.

– Забудем, дорогая, – примирительно промурлыкал Баррас. – Пусть все останется между нами. Мы ведь друзья, не так ли?..

На минуту Баррасу показалось, что лукавая кокетка задумала увлечь его в соседнюю комнату. И зовуще-полураскрытые губы это подтверждали. Они приблизились друг к другу… Эти ненасытные губы раскрылись еще больше… Миг – и…

И тут Баррас увидел знакомые неровные зубы и мгновенно вышел из-под гипноза. Перед его глазами вдруг встали другие зубы – жемчужно-белые и ровные. Тереза! Как он мог забыть о ней? Ведь она сейчас дожидалась в кровати в той самой спальне, куда тянула его Мари-Роз.

– Извиняюсь, мадам, дела… – холодно-вежливо поклонился Баррас и почти насильно потянул любовницу к выходу. – Прошу прощения, государственные дела…

Сам Баррас, конечно, не считал себя негодяем. (Встречали вы когда-нибудь негодяя, считавшего себя за такового?) Он называл себя скромным. И, как писал в своих мемуарах, эта скромность проявлялась и в его отношениях с Жозефиной. Однако с женщинами он всегда был неискренен. Чего не скажешь о Бонапарте. Хотя и он, по мнению Барраса, нет-нет, да использовал Жозефину в личных целях.

«И так как он всегда находил, о чем меня попросить, но не хотел сам быть просителем, он присылал ее, – вспоминал Баррас. – Мадам де Богарне несколько раз, желая поговорить со мной без свидетелей, без церемоний просила меня остаться с