— И делать это нужно весьма срочно, — заявил князь, — пока Турция не оправилась от столь ужасного потрясения. А по весне, с Божьей помощью, начать на Балканах военную кампанию по их освобождению от ига османов.

С этим согласились практически все члены Совета за исключением Панина и Голицына. Министр предложил начать дипломатические переговоры с турками на предмет добровольного вывода их армий с захваченных славянских территорий, а вице-канцлер осторожно заметил, что в случае затяжного характера предлагаемой кампании экономика страны может прийти в упадок.

— Сии возражения не принимаются, — категорично заявила Екатерина. — Переговоры с лукавой Портой ничего не дадут, она только постарается выиграть время, а кампанию мы проведем в возможно короткие сроки. Командовать армией, которая двинется на Балканы, будет генерал Александр Васильевич Суворов, он скор на руку и весьма достойно проявил себя во всех баталиях с турками. Ну а эскадру, во главе с «Левиафаном», поведет адмирал Морев. Общее же руководство я возлагаю на тебя, Григорий Александрович, — повелительно сказала Императрица Потемкину.

— Слушаюсь, матушка, — благодарно взглянул тот на императрицу.

— Ну а вам, господа, — обвела Екатерина пристальным взглядом остальных членов Совета, — я поручаю сделать все возможное для подготовки похода. И учтите, контролировать его ход буду лично. Теперь второе. Не пора ли нам поставить на свое место и Швецию, которая в предстоящей кампании может выступить на стороне турок. Что вы на это скажете?

На несколько минут в зале воцарила напряженная тишина, которую первым нарушил светлейший.

— Да, со шведами определенно нужно что-то решать, — сказал князь. — И, по моему мнению, они заслуживают той же участи, что и турки.

— «Левиафан»? — играя веером, негромко произнесла Екатерина.

— Именно, — качнул головой Потемкин. — Ему следует навестить короля Густава с аналогичной миссией.

— Однако для нападения на Швецию нужен весьма серьезный повод, — сказал Панин. — Иначе это вызовет недовольство Европы и в первую очередь Англии.

— Повод имеется, — хмыкнул светлейший. — Пускай возместят нам все убытки в прошлой войне, а они немалые.

— Но это невозможно! Такого нет в мировой практике, — выразил сомнение Панин.

— А теперь будет! — грохнул кулаком по столу светлейший. — И плевать я хотел на Европу, а тем паче Англию!

— Верно! — поддержали его Разумовский с Орловым. — Европа нам не указ. Пускай лучше разбирается со своими колониями в Новом Свете.

— Так каково будет решение Совета, господа? — прервала спор Екатерина.

— Я за ваше предложение, ваше величество, — первым сказал светлейший. — И, мне кажется, остальные тоже, — обвел он глазами сановников.

Те, в том числе и Панин, согласно закивали головами.

После окончания заседания, Екатерина со светлейшим вернулись в ее покои, и туда был приглашен ее личный секретарь, малоросс Безбородко, отличавшийся удивительной памятью, острым умом и приверженностью к всевозможным подсчетам.

— Александр Андреевич, — обратилась к нему Императрица, — меня интересует сумма убытков, понесенных нами в последней войне со шведами. Ты можешь ее подсчитать?

— А зачем считать, ваше величество? Она составляет шесть миллионов двести тысяч золотых рублей, — без промедления ответил будущий канцлер.

— М-да, ты действительно незаменимый человек, — улыбнулась Екатерина. — Подготовь мне официальную бумагу с обоснованием сей суммы.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонился Безбородко и исчез за дверью.

Через неделю, взяв курс на Стокгольм, из Кронштадта вышел «Презент», а вслед за ним, ночью, в море призрачной тенью выскользнул «Левиафан».

На борту фрегата находился граф Панин, которому поручалось вручить королю Густаву очередной ультиматум России, предписывающий Швеции в течение месяца возместить ей шесть миллионов двести тысяч убытков в звонкой монете. В противном случае, ее ждала та же участь, что и Турцию.

Сия щекотливая миссия была поручена графу не случайно. Искушенный политик и дипломат, он в течение двенадцати лет был послом в Швеции и знал все ее особенности.

В этот раз, по предложению светлейшего, операция была спланирована несколько иначе. На следующий день после вручения королю ультиматума, фрегат должен был вернуться в Кронштадт, а ракетоносец нанести предупредительный удар по главной морской базе шведов — Карлскруне. Там, по имеющимся сведениям, находилась основная часть их флота во главе с флагманом, 74-пушечным линейным кораблем «Принц Густав».

Появившийся на рейде Стокгольма печально известный «Презент», вызвал в столице немалый переполох, а заявленные Паниным требования повергли королевский двор в шок.

— Но это же против всех европейских правил! — вскричал побледневший Густав, выслушав невозмутимую речь посла.

— Как известно, в любом правиле есть исключения, — пожал плечами Панин. — Когда я могу надеяться на ответ вашего высочества?

— Ответа не будет, — прошипел король, впившись побелевшими пальцами в подлокотники кресла. — А теперь убирайтесь с моих глаз к своей императрице, или я прикажу вас повесить.

— Ну что же, честь имею, — склонился в изящном поклоне граф и попятился к предупредительно распахнутой слугами высокой двери.

А чуть позже, стоявший под парами фрегат поднял якорь и провожаемый сотнями глаз, вышел из гавани.

Вечером, у пустынного побережья острова Готска-Санден, у «Презента» состоялось короткое рандеву с «Левиафаном», после чего тот ушел под воду и двинулся в сторону шведской базы. Расположенная на островах в устье реки Люккебюон, она имела прекрасно оборудованный рейд, неподалеку от которого располагалась одна из крупнейших в Европе судоверфей.

В миле от входа в устье, Морев приказал застопорить ход и внимательно осмотрел в перископ открывшуюся перед глазами акваторию. На ней, в строгом порядке, стояла на бочках шведская эскадра. На стройных мачтах линейных кораблей и фрегатов полоскались синие, с желтыми крестами флаги, между эскадрой и берегом сновали катера и шлюпки, на эллингах верфи высились корпуса строящихся кораблей. Все вместе напоминало старинную морскую гравюру из собраний голландских живописцев, и на какое-то мгновенье Морев залюбовался этим живописным пейзажем. Затем он уступил место у перископа сопевшему над ухом светлейшему и отдал команду приготовить к выстрелу торпедные аппараты.

В целях экономии ядерных зарядов, шведскую базу решено было атаковать торпедами, оснащенными боеголовками с так называемой «морской смесью». Она отличалась высокой разрушительной силой, и двух торпед, по мнению Пыльникова, было вполне достаточно чтобы поднять эскадру на воздух.

— Гожие корабли у свеев, лучше османских, — оторвавшись от перископа, сказал князь. — А сжечь их надобно, иначе нельзя.

Морев молча кивнул, и через минуту корпус «Левиафана» дважды вздрогнул. Затем последовала серия гулких взрывов, и на рейде начался сущий ад.