Застройщики всей страны почувствовали потребность рынка в альтернативах традиционному пригородному жилью. Они стали сотрудничать с этими и другими архитекторами в строительстве зданий высокой плотности, в том числе и таунхаусов. Плотность заселения составляла 18–24 единицы на 0,5 гектара, то есть в пять-десять раз выше, чем при стандартной застройке семейными домами. При строительстве дуплексов и триплексов плотность застройки составляла 8 единиц на 0,5 гектара, то есть вдвое выше застройки семейными домами, но при этом дома выглядели очень похожими на семейные25. Поскольку пригородная застройка уже вызывала серьезные беспокойства в связи с ее влиянием на окружающую среду и здоровье общества в целом, поскольку расходы на создание инфраструктуры были очень высоки, подобный подход стал частью того, что Джеймс Говард Кунстлер, автор настоящего антипригородного манифеста, книги «География Никуда» (1993), назвал «кампанией по спасению природы, города и общественной жизни нации от провалившегося эксперимента по созданию автомобильной утопии». Континентальная Европа и Великобритания двинулись в том же направлении. Самый противоречивый импульс этому движению придал принц Уэльский Чарлз. Он публично высказал свое негативное отношение к модернистскому градостроительству, выступая в Королевском институте британских архитекторов в день 150-летия этой организации в 1984 году. Принц обрушился на планируемую пристройку к Национальной галерее (новой башни) и назвал план Питера Арендса «чудовищным нарывом на лице любимейшего и элегантного друга». В 1989 году принц Чарлз изложил свои взгляды в книге «Взгляд на Британию», по которой ВВС сделала телевизионный фильм. Вмешательство принца способствовало созданию группы «Поселки городского типа», которая оказывала серьезное влияние на жилищную политику британского правительства. В 1988 году принц пригласил Леона Крира для строительства традиционного городка Паундбери. Для этой цели Чарлз выделил собственные земли близ Дорчестера, в графстве Дорсет на юго-западе Англии. Осуществление проекта началось в 1993 году. Архитектор предложил традиционный уличный план и градостроительный кодекс, основанный на тех же принципах, что и в Сисайде. Несколько первых зданий проектировал сам Крир в традиционном премодернистском английском стиле. Естественно, Паундбери стал объектом ожесточенной критики: этот проект был не только архитектурно, но и политически реакционным – настоящая медиевалистская фантазия, оторванная от современности. Критика раздавалась и с другой стороны: исторические пуристы считали, что дизайн построек недостаточно аутентичен и не совсем совпадает с местным дорчестерским стилем, что архитектор использовал недостаточно британские материалы, что городок получился слишком «романтичным», похожим на эклектику викторианской и эдвардианской эпох. Были и те, кто критиковал проект за элитарность: подобное возможно только на полностью контролируемых землях герцогства Корнуолл, принадлежащего лично принцу Уэльскому, где юридически и существует Паундбери. Не смягчило критиков и то, что принц особо оговорил доступность жилья. Главный аргумент против подобных поселений заключался в том, что это подделка, имитация. В этом обвиняли и Сисайд, и Кентлендс, хотя Паундбери и Кентлендс были живыми, настоящими городами, а не курортами, состоящими преимущественно из вторичного жилья, как Сисайд. Однако, судя по удовлетворенности жителей и по тому, что стоимость собственности в Паундбери оказалась в два раза выше, чем в других районах графства Дорсет, подобные придирки не составили никакой проблемы. Другие же цифры (в Паундбери жители в два раза чаще пользуются машинами, чем в соседних районах) показывают, что ситуация намного лучше, чем хотелось бы критикам.

В том же году, когда Паундбери начал принимать зримые очертания, Дуани, Платер-Зиберг, Полизоидес, Мьюл и Дэниел Соломон создали новую организацию, которую они назвали Конгрессом за новый урбанизм (CNU). Образцом для подражания стал Международный конгресс современной архитектуры CIAM 1928 года. Архитекторы приняли хартию основных принципов, подобную Афинской хартии CIAM. Архитекторы CNU понимали, что прецедент был двусмысленным, поскольку именно CIAM, по выражению Дуани, «можно восхвалять или упрекать» за то направление, в каком пошло градостроительство после воцарения в нем Ле Корбюзье. Именно с этим направлением CNU и собирался бороться26. Конгресс ставил своей главной задачей борьбу с расширением пригородов и пропаганду традиционного развития районов на основании принципов, сформулированных Джейн Джейкобс и расширенных другими архитекторами, включая Крира и членов CNU. К идеям пешей доступности, смешанного экономического использования, активной уличной жизни и качественного дизайна они добавили концепцию «поперечного разреза»: гипотетической линии, проведенной через любое поселение, где самая высокая плотность наблюдается в центре города, а самая низкая – на периферии, затем начинаются фермы, а затем истинная природа. В сумме эти элементы могли бы «обеспечить высокое качество жизни, которую стоит прожить, и создать мечты, которые обогащали, поднимали и вдохновляли бы человеческий дух»27. Последний принцип звучит патетически, как надежда, сходная с более ранней решимостью Джейкобс дать «городской жизни… лучший шанс». При сравнении «Смерти и жизни» и Хартии нового урбанизма становится ясно, что и Джейкобс, и архитекторы CNU ставили в центр своей концепции разнообразную активную улицу, являющуюся основой качественного городского дизайна. Члены новой группы стали настоящими апостолами своих идей. Они выступали с лекциями, писали книги и статьи, разрабатывали проекты и вели charettes – так они называли инклюзивные семинары по дизайну, часто направленные на то, чтобы добиться согласия на осуществление проектов от жителей и чиновников. Конгресс быстро развивался. Внимание прессы привлекали не только идеи организации, но и готовые экспериментальные проекты вроде Сисайда. Андрес Дуани, красивый, элегантный, красноречивый и убедительный, постоянно выступал в лекционных залах и в прессе. Конгресс стал международной организацией, насчитывающей 3000 членов. Конгресс проводил ежегодные конференции и оказывал серьезное влияние на реальную политику – от национальных программ до городских градостроительных кодексов: принципы нового урбанизма повлияли на ряд документов американского министерства жилья и городского развития, а также на руководство для застройщиков, выпускаемое Институтом городских земель.

В 1994 году, всего через год после строительства Паундбери, в мире появилось еще одно поселение в духе нового урбанизма. На землях, принадлежащих Walt Disney Company, близ Орландо во Флориде был построен город Селебрейшн. Он примыкал к парку «Дисней уорлд» и курорту Эпкот. Проанализировав положение на рынке, компания выбрала для постройки города на 20 000 жителей принципы нового урбанизма. Для разработки проекта был приглашен архитектор Роберт Стерн. В начале своей карьеры он был постмодернистом, а затем стал нео-неоклассицистом. Стерн разработал городской план, основанный на смешанном использовании, центрах кварталов, пешей доступности и «общественных» ценностях. Он предложил шесть стилей жилья: классический (вариант греческого Возрождения, который присутствовал в довоенных южных городах вроде Натчеза, штат Миссисипи), викторианский, американский колониальный, прибрежный (модернизированный стиль рыбацких хижин, как в Сисайде), средиземноморский и французский (скорее, новоорлеанский, а не истинно французский). Первый этап сопровождался всеобщим восторгом, значительным интересом на рынке и со стороны прессы. Отчасти это объяснялось тем, что крупная корпорация впервые решила осуществить строительный проект со столь яркой утопической миссией. Хотя Селебрейшн представлял собой весьма слабую форму Утопии, проект рекламировался как истинный рай, где все проблемы человека можно решить с помощью дизайна. (Стоит упомянуть, что изначально Disney Company собиралась назвать проект «Дрим-Сити» – «Город мечты»)28. Селебрейшн хорошо продавался, квартиры в центре города быстро сдавались в аренду. Но возникли некоторые проблемы. Земли компании находились довольно далеко от основных мест работы и торговли региона, поэтому жителям приходилось много пользоваться автомобилями. Еще одна проблема заключалась в высокой стоимости жилья (в 1997 году средняя стоимость дома в Селебрейшн была в два раза выше, чем по всему региону города Орландо29). Чтобы платить ипотеку, работать приходилось обоим супругам, – это еще больше увеличило интенсивность дорожного движения. Маленький элитный Эдем резко контрастировал с соседними зонами «синих воротничков» вдоль трассы 192 – торговыми центрами, дешевыми барами и центрами развлечений. Социальная пропасть расширилась еще больше, когда главный архитектор Селебрейшн публично назвал трассу 192 «самой скользкой дорожкой всех времен»30.