и решать, как все оформить, чтоб сразу и красиво, и ректора «до ручки» не довести новостями.

***

Фшен Шатос ехал по пустоши на своем тари. Жаль, что тари можно использовать только в пустоши. Потом придется идти пешком до ближайшего населенного пункта, а оттуда добираться на чем получится до портала. Тари бежал ровно и шустро, членистые лапки еле слышно пощелкивали. Ни однообразный, унылый пейзаж, ни слепящее солнце никак не способствовали работе мысли. Мысли текли лениво и неспешно.

— Эй, ты там заснул? Мы где едем? Ты зачем меня под одежду сунул, ни хрена не видать!

— Да тебе и видеть нечем, глаз нет. — Фшен Шатос сунул руку за пазуху и вытащил маленький белый череп. Череп по виду принадлежал когда-то небольшому грызуну. Сейчас в глазницах светились синие огоньки, а еще черепушка была сварлива и часто ругалась.

— Ты бы еще медленнее полз, махруный шмузик. Тебя не примут никуда, не успеешь!

— Шаман сказал: примут, духи сказали: примут. Необученным в пустоши места нет, сказали.

— Вот мухрик, я тоже дух и говорю: шурши быстрее. Твой шаман просто избавиться от тебя решил, ты связь рода потеряешь и вернуться не сможешь! Мстит он тебе так, крогломуш зашнутый.

Шаману было за что мстить. Две недели над пустошами лил дождь, духи гневались. Ну откуда взялась в нем магия в самый неподходящий момент!

Ритуал общения был самый долгий и скучный из всех, и Фшену быстро надоело сидеть и наблюдать за раскачивавшимся в полуотключке шаманом. Участвовать в ритуале ему пока не разрешали, а роль наблюдателя была не сильно интересной. От нечего делать он по десятому разу стал осматривать шатер старика и заметил в углу за сундуком скелет мелкого грызуна. Мысль о том, как было бы интересно, будь это живой грызун, и что бы стал делать шаман, вздумай тот поселиться у него в одежде, увлекла его очень сильно. Он не заметил, как зашевелился скелет, блеснули синие огоньки в пустых глазницах и костлявые лапки проворно засеменили в сторону сидящего на ковре шамана. Опомнился он только тогда, когда шаман подскочил и, завизжав, закрутился юлой. На улице громыхнуло, и хлынул ливень, а из драпировок и складок шаманского одеяния вылетел ругающийся череп грызуна и шлепнулся ему на колени.

Не убили его только потому, что вселившийся в ожившего грызуна дух был против. К духам тут относились с почтением и то, что про дар никто не знал, согласились принять как смягчающее обстоятельство. Поэтому велели ехать обучаться и духа в черепе забрать с собой как хранителя родовых традиций.

Вот и ехал Фшен теперь в академию и слушал ругань нудного духа, которому было скучно.

Пустошники были малочисленной и закрытой расой. И вполне возможно, что не зря. С одной стороны, ему казалось, что это потрясающая удача — вырваться за пределы их ограниченного мирка. Но с другой стороны, из-за своих особенностей он мог стать в академии изгоем. Не зря даже тари приходилось прятать задолго до первого жилья.

Одежда пустошников была очень закрытой и многослойной, оставляя открытыми только глаза. Впрочем, глаза тоже производили не самое приятное впечатление, без белка и радужки, просто белесо-голубого цвета с маленькой черной точкой зрачка. Главные тайны были под одеждой: тело покрывали многочисленные татуировки скорпионов. Тату могли источать яд или выпускать из себя полчища скорпионов. Те были разные, например, тари был ездовым. Были мелкие шпионы, быстрые почтовики, были даже скорпионы-швеи, но они проявлялись у женщин. В год мать приносила ребенка к гнезду пустошных скорпионов, а шаман проводил ритуал обретения рода. Если духи принимали малыша, то гнездо пустело, а на теле ребенка возникали движущиеся тату маленьких скорпиончиков. Если ритуал был неудачным, то хоронили всю семью. Пустынные скорпионы убивали ребенка, мать и отца. Их гнездо потом сжигали вместе с телами, чтобы задобрить духов.

— Слушай, а почему я не умер тогда?

Его маленькая сестра не прошла ритуал, и погибла вся семья, кроме него. Теперь он надеялся, что дух ответит на вопрос.

— Так тебе шаман противоядие дал заранее, — равнодушно пропищал дух из черепа. — Он сразу тебя к себе в ученики забрать собирался.

— Значит, можно было всех спасти?

— Нет, ребенок без тату в пустоши бы не выжил. А родители, потерявшие ребенка, теряют и веру, становятся другими. Было так когда-то. Ребенок не выжил, и семья обезумела, проклинала всех и вся. Стала жечь гнезда скорпионов. Чуть не уничтожила своей ненавистью и горем всю расу. А ты выжил и был рад, что выжил, шаман тебя учеником взял. Так всегда было, старшим детям дают противоядие. Остальным нет. Учись, может, найдешь другой путь. Раньше пустошники дара магии не имели.

Фшен Шатос кивнул, то ли духу, то ли сам себе. Будет учиться. Пора убирать тари в тело. Привычно выгнуло дугой от боли. Череп он опять сунул за пазуху, несмотря на ругань и недовольство духа. Скоро жилье, а там и путь к порталу, и академия. Некроманты, я иду.

***

Ректор, прищурившись, разглядывала профессора-мышь, рекламный буклет некромантского факультета и группу поддержки из Марьи, завхоза и целителя Бяо. Вот Бяо она не ожидала увидеть в этой компании и, видимо, опять проиграла себе в «угадайку». Так же, как и тогда, когда увидела в парке деканов некромантского и природного факультетов: парочка в обнимку сидела на лавочке и обсуждала совместный проект некросада. То, что декан некромантов неровно дышит к эльфе, знали все, но та была вся в науке и заметить чьи-то слишком робкие попытки к сближению просто была не в состоянии.

Стоило появиться Марии Спиридоновне со своими идеями — и точки соприкосновения мгновенно нашлись, и совместная работа сплотила этих двоих в романтическую парочку. Декан перестал пить, а эльфа стала хоть иногда покидать свои оранжереи и теплицы.

— Значит, профессор Бяо, вы считаете, что это взаимосвязано. Но характер мутаций не вирусный. А профессор может спокойно преподавать и в этой форме. Что ж, надеюсь, что у вас все получится. Завтра ответственный день. И вот еще: раз это пошло у некромантов, возьмите анализы у всех, включая питомца Марии Спиридоновны. Потом сообщите мне результаты.

О приказе ректора демоны узнали от Пантелеймона, понесшего Ваську к целителю. Лейла шипела и плевалась, с ужасом представляя пансионат и последующее замужество. Вдруг неожиданно ее просто снесло на кровать телом брата, а в горло хлынула безвкусная жидкость. Подавившись словами, она сглотнула и в ужасе уставилась на невозмутимого Рахдена, допивавшего последние капли из знакомой бутылочки.

— Ты больной придурок! Мы станем монстрами,