доставить удовольствие ребенку. По правде говоря, он и был не более чем ребенком, даже после того, как стал императором. Доволен тем, что он следует своим жизненным удовольствиям, в то время как реальная власть принадлежит его советникам и этой ядовитой бестии, его матери. Я пыталась убедить его противостоять ей, но он страшился быть пойманным между нами двумя. В конце концов, кровь и снобизм оказались гуще. Она победила — сенаторы победили — и Нерон отправил меня в изгнание. Он плакал, когда говорил мне это. Плакал, как младенец, пока я держала его на руках. Если бы Сенат и жители Рима могли видеть, как он рыдает, как ребенок, ты можешь только представить, какое отвращение это вызвало бы. Он все время говорил мне, что любит меня и клялся, что я проживу свои дни как принцесса, и мне не будет причинен вред. И вот я здесь, и мне интересно, как долго его обещание будет выполняться. С таким же успехом я могу занять себя и превратить этот дом в удобную позолоченную клетку, которой он и является на самом деле.

Подошла рабыня с небольшой амфорой и двумя серебряными чашами на подносе, которые она осторожно поставила, затем поклонилась и отступила обратно к вилле. Клавдия наполнила первую чашу и протянула Катону, прежде чем налить свою.

— Мне очень жаль, что я беспокою тебя своими бедами. Я даже не спросила тебя, зачем ты приехал в гости. Думаю, это не визит вежливости.

— К сожалению, нет. — Катон хотел бы продолжить светскую беседу. Ему понравилось вдруг обнаружить, что Клавдия Актэ — это нечто большее, чем избалованная госпожа из имперского дворца, с которой он впервые столкнулся в порту Остии. Но это было только первое из фермерских хозяйств и вилл, которые он намеревался посетить в этот день, и у него было мало времени, чтобы тратить время зря. — Как ты знаешь, меня послали разобраться с разбойниками, угрожающими острову. Мне не дали достаточно солдат для выполнения этой работы, а те, которые у меня есть, находятся в плохой форме. То же самое и с лошадьми конного отряда. Если мне нужно сбить врага с занимаемых позиций, мне понадобятся хорошие ездовые животные. Трудность в том, что наместник вряд ли предоставит мне необходимые средства из провинциальной казны, и в любом случае у меня нет времени спорить с ним. Мне нужны эти лошади сейчас. Вот почему я здесь. К этой вилле пристроена прекрасная конюшня. Клавдия, мне нужны твои лошади.

— Ты хочешь купить их у меня?

Он покачал головой. — Я не могу выплатить за них сейчас. Я могу дать тебе только вексели ​​на взятых мной лошадей и обещание, что мы вернем их тебе или заплатим компенсацию.

Она цинично улыбнулась. — Я сомневаюсь, что их вернут в таком же исправном состоянии, в каком они отправятся отсюда. И в любом случае, что значит это твое обещание, если тебя больше здесь не будет, чтобы его выполнить? Я не хочу сказать, что ты будешь побежден и убит, хотя это возможно на твоем поприще. Я имею в виду, что произойдет, если ты победишь и отправишься дальше к новым кампаниям, оставив этот остров позади себя. Кто же тогда должен выполнять твои обещания?

Катон не выдержал и рассмеялся. — Ты проницательный мыслитель, Клавдия. Отдаю тебе должное. Все, что я могу сказать, это то, что мое обещание будет выполнено, даже если мне придется самому заплатить за лошадей. У меня есть средства, там в Риме.

— Ты бы сделал это?

— Иначе я не смог бы дальше жить в мире со своей совестью.

Она пристально посмотрела на него, затем сделала глоток воды, размышляя.

— Я верю тебе, — сказала она, в конце концов. — Ты не похож на других людей вашего ранга, которых я знала в Риме.

— Я не совсем понимаю, как это воспринимать.

— Я имела в виду это как комплимент, Катон. Воспринимай это как таковой. Можешь выбрать моих лошадей. У меня нет привязанности к животным. Это просто часть имущества, подаренного мне Нероном. Используй их по своему усмотрению и верни живых, когда покончишь с разбойниками. Я могу позволить себе подождать любые причитающиеся деньги.

— Благодарю. — Катон осушил свою чашу и встал. — Мне пора идти. Мне нужно посетить еще несколько вилл до конца дня. Я сомневаюсь, что меня примут также и в других местах.

— Я могу представить. — Клавдия поднялась со своего края кушетки. — Я сообщу своему управляющему, что у тебя есть мое разрешение забрать лошадей. Надеюсь, мы еще увидимся, прежде чем ты отправишься в бой.

— Я тоже на это надеюсь. — Катон вежливо поклонился на прощание и зашагал обратно к дверному проему в задней части виллы. Он чувствовал тепло в своем сердце, которого он не испытывал годами; признание родственного духа и интеллекта. Однако когда он вспомнил о своей первой жене, Юлии, его настроение сразу испортилось. Если дочь сенатора могла так лживо его разыграть, то почему он должен доверять любым чувствам, навеянным отвергнутой любовницей императора? Он был глупцом, позволяя романтически отвлекаться на Клавдию. Он решил держаться подальше от нее. Выкинуть ее из головы и сконцентрироваться на подготовке к кампании. Она была хуже, чем отвлечение; она была потенциально опасной. В особенности, если она была права, охарактеризовав Нерона в детстве. Дети, как он знал из своего опыта общения с Луцием, были склонны с жадностью относиться к своим игрушкам, даже если они больше с ними не играли. Его взаимоотношения с императором были достаточно шаткими. Было бы безрассудно вызывать чувство ревности в юношеской груди. Да, решил он, он должен держаться подальше от этой женщины.

После того, как Катон изложил детали своего соглашения с Клавдией, Массимилиан приказал своим людям собрать выбранных лошадей и лучшие из седел, сбруй и уздечек, а Аполлоний выписал вексель ​​о реквизиции. Когда это было сделано, агент передал его Катону, чтобы он подписал своим именем и скрепил его оттиском всаднического кольца.

— Отнеси это управляющему Клавдии, — скомандовал Катон.

Аполлоний выгнул бровь. — Как, Клавдии?

Катон повернулся к нему. — Мне не до твоих инсинуаций. Просто делай, как я говорю, Плутон тебя забери.

Аполлоний понимающе улыбнулся. — Как прикажешь, господин.

Он ушел, оставив Катона в ярости на себя за то, что он сболтнул о новом более доверительном уровне отношений с Клавдией. Он отбросил мысли о ней в сторону и присоединился к центуриону, когда лошадей вывели из конюшни и связали вместе свободными веревками.

— Двенадцать. — Массимилиан с энтузиазмом потер руки. — Хорошая конина, все до