В понедельник я едва не била себя по рукам, когда они тянулись к телефонной трубке. Приходилось снова и снова напоминать себе, что нельзя быть такой назойливой, что сержант позвонит сам, как только ему будет что сообщить.

В четверть первого я жевала сандвич прямо на рабочем месте (и мысли не допуская, чтобы отлучиться на обед), когда Якобович наконец-то объявился.

— Только что говорил с медэкспертом. Так вот, по поводу вашего вопроса: нет, как раз этого они не искали. Не видели оснований.

И мне вдруг стало предельно ясно, что Кэтрин Корвин была убита.

Метёлкой из перьев для смахивания пыли.

Тут надо вернуться к полицейским снимкам, которые я изучала в кабинете сержанта Якобовича.

На крупном плане столика вишнёвого дерева я заметила метёлку для пыли, которая лежала почти напротив телефона. А столик стоял прямо посредине библиотеки!

Понимаете, о чём я? Луиза — когда я на днях с ней разговаривала — с полной уверенностью заявила, что Кэтрин перехватила её на пороге библиотеки — она как раз собиралась начать там уборку. Луиза была так рада, что девочка проголодалась, что, по её словам, «бросила всё» — в смысле, все уборочные причиндалы — и побежала на кухню готовить обед.

Показания экономки я самолично записала — вот они, у меня в папочке, чёрным по белому. И что же? Раз сто перечитав, я так и не сподобилась заметить противоречие между словами Луизы и полицейским фото.

Мне, конечно, хотелось думать, что я бы, мол, непременно обратила внимание на это противоречие, не зациклись тогда на рамке (я о рамке с фотографиями Кэтрин, которая обнаружилась на том же самом снимке и которая увлекла мои мысли совсем в ином направлении). Но если уж быть до конца честной с самой собой (чего я зачастую предпочитаю не делать), то следует признать: пусть даже рамка — уважительная причина для изначального моего недосмотра, но чтоб до сих пор не смекнуть, какое значение может иметь метёлка, — отмазка фиговая.

В конце концов, не сама же метла забралась на тот столик. Стало быть, кто-то её туда положил.

Но почему?

Ясное дело, это «почему» имело первостепенную важность. В поисках ответа я пришла к теории, показавшейся на первый взгляд невероятной. Но чем больше я об этом думала, тем более приемлемой она представлялась. И телефонные звонки, которые я сделала за последние несколько дней, свидетельствовали в пользу состоятельности моей дикой версии, а затем и укрепили её.

Итак…

Луиза утверждала, что совершенно точно оставила метёлку на маленьком квадратном столике, сразу за порогом библиотеки.

Доктор Паскаль в краткой беседе — её и беседой-то не назовёшь — признал, что, учитывая тяжесть болезни Кэтрин, возможно, хотя и крайне маловероятно, что щекотание метёлкой для пыли могло привести к гибели девочки.

И наконец, сержант Якобович засвидетельствовал, что медэксперт не проверял наличие в лёгких Кэтрин частичек пыли.

Я вовсе не настаиваю, будто добытые мною сведения доказывали, что метёлка из перьев стала орудием убийства. Однако они этого и не опровергали.

Большего мне и не требовалось. Поскольку иного способа объяснить «почему» попросту не было.

Всю ночь, до самого утра, я ворочалась в постели, вновь и вновь мысленно проигрывая эту сцену.

Представляла Кэтрин, уютно устроившуюся на коричневом кожаном диване с книжкой под названием «Мальчик с планеты Плутон». На лице девочки играет нежная улыбка. Затем в комнату входит некто — призрачная фигура. Этот некто, заметив на столике у входа метёлку для пыли, берёт её в руки. Возможно, чисто машинально. А возможно, и не машинально — осознав вдруг, как может пригодиться этот безобидный предмет.

Некто усаживается на диван рядом с доверчивой малышкой, обезоруживает её лживыми любезностями и коварной улыбкой (кроме улыбки, как ни старалась, мой мысленный взор ничего не различал на лице злодея). И начинает её щекотать — сначала игриво (лучше сказать, садистски), проводит метёлкой по руке девочки. по ноге, а затем легонько машет перед её носом, оттесняя бедняжку в угол дивана. Отчётливо — и с подступающей к горлу тошнотой — я представила, как Кэтрин съёживается в углу, как её хрупкое маленькое тельце сотрясается от ужасного, непроизвольного смеха. Вижу, как, пытаясь увернуться от смертоносной метёлки, она крутит головой, разметав во все стороны длинные белокурые волосы. Слышу, как она отчаянно ловит ртом воздух.

А затем Кэтрин, собрав последние силы, вырывается из лап злодея, вскакивает с дивана и, спотыкаясь, бросается к вишнёвому столу, в попытке дотянуться до переговорного устройства. И падает всего в нескольких сантиметрах от него.

Теперь убийца, — вероятно, наскоро убедившись, что жертва мертва, — соображает, что пора уносить ноги. И, бросив необычное орудие убийства на стол, с победной ухмылкой до ушей покидает место преступления.

Не знаю, сколько раз я мысленно проигрывала этот жуткий спектакль, с каждым разом добавляя всё новые детали, придавая сцене больше правдоподобия, — стон жертвы, злобный смешок убийцы. Но эти дополнения ни в коей мере не изменяли сути.

Наконец-то я была на верном пути — в этом я не сомневалась.

Оставалась единственная проблема — прямо скажем, немаловажная — найти убийцу.

* * *

Утром во вторник, не успела я добраться до службы, позвонила племянница и без долгих предисловий выпалила:

— У меня сегодня выходной, так что приглашаю на ужин. Сто лет тебя не видела. Ну как?

— С удовольствием, — откликнулась я, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения, вызванного недавним открытием.

Видимо, мне это удалось.

— Отлично. До вечера! — заключила Эллен.

Остаток дня я ни черта толком не делала. Все мысли вертелись вокруг поимки убийцы. И как, интересно, его отловить?

Хороший вопрос — вот к какому выводу я пришла.

* * *

В начале седьмого я уже стояла перед многоквартирным домом Эллен, обветшалым сооружением, которое она выбрала на роль своего жилища исключительно ради действующего камина. В кулаке я зажала бумажный пакет с двумя упаковками дивного мороженого.

В допотопный лифт я зашла, как всегда, с внутренней дрожью, вознеся к небесам короткую молитву, дабы дряхлый агрегат не вздумал сломаться, прежде чем доставит меня в целости и сохранности на четырнадцатый этаж. Поездка была долгой, кабина лязгала и скрипела пуще обычного, предоставив мне уйму времени на раздумья. Я повторила обещание, которое дала себе сразу после звонка Эллен, — держать язык за зубами и сохранить в тайне свою новорожденную версию. В кои-то веки не стану использовать племянницу в качестве благодарного слушателя. И про Стюарта ни словечком не намекну. У неё и без того забот хватает.