Игроки…

Мне нужны Игроки.

Когда они не нужны, то появляются, как из-под земли, и начинают влезать во все, путать карты и навязывать свои условия. А когда нужно – хрен их найдешь.

Ну где же ты, Рита, черт бы тебя побрал, игрунья моя ненаглядная!

И выходило, что единственной надеждой был для меня геноссе Мюллер. Он сказал, что в ближайшие месяцы не будет вылезать из Нью-Йорка, и я рассчитывал позвонить Али, который на всякий случай дал мне свой номер, и пусть он со всей своей турецкой мафией достанет Мюллера хоть из-под земли.

А уж если и это не получится, тогда – не знаю…

Одна особо крутая волна ударила в белую скулу парома, и высоко взлетевшие брызги попали мне в лицо. Я вздрогнул и, глубоко вздохнув, отвлекся от своих невеселых мыслей.

Вот плыть бы так по морю-океану, и чтобы не было в трюме никакого кокаина, не было на борту Гарсиа с Альвецом, не ждал бы меня в Городе Стилет с целой компанией разношерстных уродов…

Эх, блин… Если бы да кабы!

– Океан прекрасен, не правда ли? – раздался за моей спиной голос Гарсиа, и я, придав лицу беззаботное выражение, повернулся к нему.

– Вы, как всегда, правы, дон Хуан, – ответил я. – Я пересекаю океан второй раз и до сих пор не перестаю восхищаться его невероятными пространствами, синей водой и голубым небом.

Выдав эту дурацкую, но вполне подходящую к случаю фразу, я повел рукой в сторону океанских просторов с таким выражением на лице, будто сам изготовил их из хаоса и тьмы.

– А я не перестаю восхищаться изощренностью вашего ума, – сказал Гарсиа. – Вот уже сколько раз я спускался вниз, обходил все известные нам места, и не смог ни к чему придраться. Этот Копперфилд – мастер своего дела.

– Да, уж это точно, – согласился я, – он мастер иллюзии. А мы рассчитываем именно на иллюзию. Ведь обычно проверять начинают там, где видно что-то подозрительное, а мимо совершенно невыразительных и ровных мест любой профессионал пройдет и ничего не заподозрит. Ну, а Копперфилду все равно, где применять свое искусство, лишь бы деньги платили.

Я снова повернулся лицом к океану и спросил:

– Как там сеньор Альвец? Гарсиа засмеялся и ответил:

– Лежит в каюте в окружении тазиков. Я говорил ему, что нужно выйти на палубу, тогда станет легче, а он только ругается и стонет. И посылает меня к черту. Меня – своего дона! Вы представляете?

– Да, – я тоже засмеялся, – это вопиющее нарушение субординации.

– Ладно, – Гарсиа махнул рукой, – он сейчас не в себе, а я не настолько глуп, чтобы из-за мелочей портить отношения со своими друзьями.

– Я тоже так считаю.

– Скажите, Майкл, – Гарсиа озабоченно нахмурился, – тот человек, который организует нам встречу… Вы вполне уверены в его надежности?

– Абсолютно, – уверенно ответил я, – во-первых, я объяснил ему, что против всемирного наркосиндиката его группировка – ноль. Если будет нужно, их раздавят, как комаров, и его – в первую очередь. Убийство – дело несложное, и он понимает это, поэтому никаких сюрпризов быть не должно. А во-вторых…

Что именно во-вторых, я сказать не успел, потому что Гарсиа неожиданно схватил меня за руку и, указывая пальцем мне за спину, удивленно воскликнул:

– Это что еще за чертовщина!

Я обернулся и увидел, что почти прямо по курсу нашего белоснежного утюга из-под воды медленно поднимается черная рубка подводной лодки, которая шла в том же направлении, что и мы.

Похожая на высокий черный горб надстройка субмарины гнала перед собой пенящийся вал зеленой океанской воды и поднималась все выше и выше. Наконец, когда она вылезла над поверхностью на высоту трехэтажного дома, показалась палуба, похожая на спину огромного кита, и я впервые в жизни увидел атомную подводную лодку, так сказать, в полный рост.

Зрелище, признаюсь, было впечатляющее. Длиной она была метров сто, не меньше, и смотрелась рядом с нашим паромом, как огромный черный волк рядом с белым барашком. Я посмотрел на Гарсиа, он посмотрел на меня, и наверняка выражение моего лица было таким же дурацким, как и у Гарсиа.

Потом мы снова уставились на подлодку, а у нее в это время на верхушке рубки что-то раздвинулось, и образовалось углубление, окруженное бортиком. В этом похожем на балкончик пространстве одна за другой показались несколько фигурок, причем некоторые из них были черного военного цвета, а две – какие-то, прямо скажем, гражданские, светлые.

Я почувствовал, что наша «Аврора» замедляет ход, и сказал Гарсиа:

– По-моему, нас будут брать в плен. Гарсиа процедил сквозь зубы:

– Не знаю, что бы это значило, но мне это очень не нравится.

Мы плыли все медленнее и медленнее, подводная лодка тоже замедляла ход, сохраняя постоянную дистанцию около двухсот метров, и наконец оба корабля остановились, покачиваясь на больших и ленивых океанских волнах.

На палубе субмарины появилась большая надувная лодка, в нее резво запрыгнули около десятка фигурок, и лодка, описав полукруг, понеслась в нашу сторону, подпрыгивая на волнах. С левого борта послышалось металлическое лязгание, и я понял, что с лодки по радио потребовали спустить трап, что наш капитан и сделал.

Он, конечно, был прав, потому что при такой встрече следует делать то, что говорят. Лично я, если бы при таких обстоятельствах меня попросили бы сплясать вприсядку, не раздумывал бы ни секунды. Уж больно серьезно выглядел медленно покачивавшийся на поверхности океана черный атомный монстр.

В динамиках палубной трансляции раздался шорох, и бодрый голос капитана произнес:

– Прошу пассажиров не беспокоиться и покинуть верхнюю палубу. Остановка будет недолгой, это обычная инспекция ООН.

Какая, на хрен, инспекция ООН? Может быть, богатые бездельники, предававшиеся на пароме пьянству и разврату, и схавают подобную лапшу, но я-то понимал, что все это неспроста.

Немногочисленные пассажиры, ошивавшиеся на баке и с любопытством глазевшие на такое чудо, как атомная подводная лодка, с недовольными физиономиями потянулись к двери, ведущей в надстройку. Мы с Гарсиа, переглянувшись, направились было туда же, но…

В этот момент на палубе стали появляться наши гости, и, к своему величайшему удивлению, среди недобро выглядевших морячков в черной униформе и с короткими автоматами в руках я увидел Риту и Наринского.

Рита помахала мне рукой и, сделав несколько шагов в мою сторону, сказала:

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.

Я, ничего не понимая, остановился, Гарсиа тоже.

На его лице отразилась целая гамма чувств, и главным среди них было ясно читавшееся желание выпустить мне кишки.

Но я-то был здесь совершенно ни при чем!