– Разрешите, товарищ младший лейтенант? – неожиданно раздался голос Бабенко.

– Да, Семен Михайлович, – немного удивленный, Соколов кивнул, пряча карту в карман комбинезона.

– Знаете, когда конструктор нашего танка Михаил Ильич Кошкин в феврале 1940 года изготовил два опытных образца, он решил доказать, что эта конструкция заслуживает внимания. Он ведь тогда не согласовывал конструктивные изменения в этой разработке, и вообще КБ тогда усиленно занималось модернизацией БТ-7.

– Семен Михайлович, – перебил Бабенко лейтенант, – давайте короче. В чем суть вашего предложения?

– Так я и говорю, товарищ младший лейтенант, – заторопился инженер. – Он зимой погнал в пробный пробег из Харькова в Москву два этих опытных образца. Своим ходом погнал. А танк новый, секретность же нужна. Так вот, они скрывали очертания танка простым способом. Разворачивали башню назад, опускали ствол пушки почти на мотор. А башню накрывали брезентом. А под брезент клали шесты, доски, солому набивали, чтобы не угадать было со стороны, что это за агрегат едет.

– Точно, – догадался Логунов, – а у нас звезды на башнях, номера большими цифрами, которые немцам, кстати, хорошо известны. Просто фотокарточка в полный рост с указанием имени, фамилии и семейного положения.

Танкисты заулыбались, настолько простой была мысль. Тем более что стрелять из пушек все равно нечем.

Через пару часов из веток и тонких стволов деревьев удалось собрать каркасы для пяти танков. Каркасы скрепили проволокой, шнурами, а то и просто брезентовыми полосами. Сверху накинули куски брезента, которые имелись почти в каждой машине. В двух танках штатного брезента не было. Этим машинам просто закрыли башни срубленными молодыми деревцами, чтобы не было видно звезд и номеров на корпусе. Выглядели танки, конечно, немного дико, но зато в них не угадывались известные немцам очертания Т-34.

– Может, переждем, а, командир? – подошел к Соколову старшина. – Леса вон какие, где они нас тут искать станут. Немцы же не знают, в какую сторону мы пошли.

– А если знают? – Алексей посмотрел на Шубина и повторил с нажимом: – А если знают? Если проговорился кто-то из жителей Русинки. Под пытками, например. А если кто-то из операторов спрятался в лесу и до последнего не высовывался и видел, какой дорогой ушли русские танки? Еще версии нужны?

– Да нет, зачем, – старшина пожал плечами. – Значит, быстро уходить надо. Единственный вариант? Ну, может, ты и прав, командир. Ладно, тебе решать.

– Да не мне решать, Шубин! – недовольно заговорил Алексей, ухватив старшину за рукав комбинезона – В том и беда, что не мне решать. И ты командир, и другие сержанты тоже командиры. Нельзя просто идти за одним человеком и, разинув рот, ждать его приказов. Инициатива должна быть, сообща нужно воевать, каждый должен вносить свой вклад в победу. Такая теперь война, это же не XIX век, когда одна армия против другой в чистом поле ровными рядами шла. Современная война – маневренная, не всегда численный перевес решает. Понимаешь?

– Да понимаю я, – нахмурился старшина. – В том-то и дело, что понимаю. Потому и подошел. Вам хорошо, городским. Вы и десятилетки позаканчивали, и театры у вас были, и патефоны, наверное, крутили. А я в деревне вырос, у нас кино приезжало два раза за зиму, потому что больше было не пробиться из-за заносов, да летом раза три. Думаешь я старшину за знания получил? Семилетку – и ту едва окончил, хотел в МТС идти работать, все центральная усадьба, а не дальняя бригада. Так, силой характера взял, упорством. Замкомвзвода сделали. А уж когда в запас увольнялся под завязку, старшину присвоили. А что я за командир, только устав и знаю да нарядами распоряжаться могу. А боевого опыта у меня… в душу и в матчасть ее…

– Знаете, Шубин, – улыбнулся Алексей, понимая, что этот разговор старшине очень нужен, – я вот тоже после танковой школы пришел в войска и сразу испугался. Там все просто было. Машины новые, преподаватели опытные, грамотные. И ответственности никакой. А здесь… Люди в подчинении разные. Техника во взводе – половина ремонта требует, нужно через ротного решать, помпотеху доказывать, за эксплуатацию отчитываться, а механиков-водителей не я готовил, они трансмиссию жгут, фрикционы палят до сизого дыма, а отвечать мне. А еще надо на учениях боевые задачи решать с экипажами, а я их две недели как в глаза вижу. Но все бы ничего, а ведь через месяц война началась. И мне пришлось, вот как и вам, учиться сразу и всему. Через кровь, через смерти своих товарищей, глядя в глаза населению оставляемых городов и сел. И страх был, и стыд был. А потом понял я одну вещь. Знаете, какую?

– Какую?

– Надо воевать. Плохо или хорошо, но надо воевать, и само все придет И знания, и опыт, и умение. А не придет, значит, не судьба. Не успею, так хоть умирать будет не стыдно. Я воевал честно и от пули не бегал. Вот и вся истина.

– Как говаривали у нас всегда: взялся за гуж – не говори, что недюж?

– Ну и так можно сказать, – кивнул Соколов. – Умеем, не умеем, это ведь ничего не меняет. Есть враг, есть оружие в наших руках. Вот и все! Идите, Шубин, поторопите свой экипаж, нам пора трогаться.

Старшина кивнул и пошел к своему танку. Потом остановился, повернулся к Соколову:

– А вообще спасибо… За разговор этот.

Еще почти десять километров танки петляли по лесным дорогам, проламывались через кустарник и молодой осинник, чтобы выйти ближе к Дубовке. Соколов смотрел на небо, чувствуя, что еще немного, и начнут опускаться сумерки, а им еще ехать и ехать. А ночью в лес даже на танке лучше не соваться. Свет фар тебя выдаст. Все-таки семь танков с фарами хорошо видно издалека. Или подвеску повредишь о пни.

– Внимание, я «Семерка»! Всем «стой».

Усевшись в люке башни, Соколов сдвинул на затылок шлемофон, давая испарине на лбу высохнуть, и снова развернул карту. Справа – сильно открытая местность. Даже с таким камуфляжем, который они устроили «тридцатьчетверкам», там показываться опасно. Слева – крутые овраги. Там недолго и танк опрокинуть. А впереди хоть и лесистая местность, но, судя по карте, стоит там пилорама и изображено рядом несколько значков нежилых строений. Что там на самом деле сейчас, неизвестно. А если немцы?

– Логунов!

– Я, – отозвался сержант.

– Остаетесь за меня.

– А вы куда, командир? – насторожился командир башни.

– Теща у меня здесь живет, – усмехнулся лейтенант, – на блины приглашала. Только, говорит, ртов с собой много не приводи, а то сметаны на всех не хватит.

– Теща? – хихикнул Бочкин. – А лейтенант у нас не промах. В одном селе девушка, в другом – теща, в третьем – вдовушка какая-нибудь отыщется. Так прохарчеваться все лето можно, а?

– Балабол ты! – грозно сказал Логунов земляку.

– Ты ему рот не затыкай, Василий, – подал снизу голос Бабенко. – У Николая два состояния бывает: он или есть хочет, или языком молоть. Пусть мелет, хоть еды не просит.