Вот тогда и пришел на ум патологоанатом и некоторые всполохи благодарности к неизвестному злоумышленнику, который, по всей видимости, таким своеобразным способом пожалел ребенка. Не пробил ему башку окончательно, душа-человек. Да он практически жизнь мне спас!

Я скрипнул зубами от очередного прилива не самых приятных ощущений.

И, кстати, последние крохи благодарности вмиг куда-то испарились.

Какая же это… личность с низкой социальной ответственностью… меня так доской приложила? Меня, ребенка несмышленого! Что за больной… сын собачей самки? Этот инвалид, как его, Нарбеков, он на голову, что ли, инвалид? Он сумасшедший? Маньяк? Я чего такого ему сделал? По официальной версии – вообще помочь хотел! Пионерская акция – вам не шутки!

А вот интересно, эта хитросделанная эрзац-принцесса Диана меня именно об этом предупреждала? Ведь Нарбеков реально мог меня грохнуть!

Я, кряхтя и покачиваясь, встал на ноги и уцепился рукой за спинку кровати, чтобы случайно не вернуться к половым доскам. Голова болела, зато прекратило дергать в мозгах. Видимо, заработало мое чудодейственное свойство регенеративного восстановления. Ну да, даже головная боль заметно таяла на глазах.

И то хлеб.

Ну, раз не убили… займемся делом.

Что у нас тут? Я несколько раз глубоко вздохнул и огляделся.

А тут ничего и не поменялось с довспышечного времени. Даже следов человека, перенесшего тяжелый инсульт, не усматривалось – ни тебе костылей, ни уток, ни капельниц. Две панцирных кровати-полуторки хоть и неаккуратно, но заправлены. И, между прочим, завалов медицинских пузырьков да склянок мною тоже обнаружено не было. По крайней мере, при поверхностном осмотре.

Что же выходит?

Не живет здесь парализованный? Тип с популярной в этих местах кличкой Татарин – он что, симулянт? Не доверять собственной бабуле у меня оснований нет. Значит, на момент получения пенсии Нарбеков просто прикидывался больным? А сестра ему подыгрывала. Ну, как вариант. А как же медицина? Справки, анализы, освидетельствования всякие? С этим пока непонятно.

Я щелкнул выключателем, предварительно подставив старый, плохо оструганный табурет к стенке и забравшись на него. А свет-то есть! Почему-то мне казалось, что в эти трущобы даже электричество пока еще не провели. Глупость, конечно, двадцатый век на исходе третьей четверти.

Не спрыгивая вниз, я оглядел помещение сверху. Убогий интерьер людей, даже не нуждающихся, а которым тупо на себя наплевать. Для которых гораздо важнее раздобыть шкалик на халяву, чем лишний раз пыль смахнуть с серванта. Вон и пустая алкотара за шкафом. Собирают, значит, предприниматели хреновы.

А на самом шкафу, сверху, вижу чехол швейной машинки. У нас такая же дома. Немецкая, «Кехлер», по-моему. Именно за ней мать прячет от нас свою коллекцию иностранных монет.

Хмыкнув, я спрыгнул на пол и подтащил табурет к шкафу.

Прикол!

Здесь тоже, как и в нашей квартире, заныканы какие-то коробки и жестянки! Типовой советский схрон. Тут что, живет брат-нумизмат? Посмотрим. Я аккуратно в три приема перетащил все найденное хозяйство на круглый стол в центре комнаты. Так, здесь в картонной коробке нитки, лоскуты, пуговицы и прочий швейный хлам, в другом похожем хранилище – различный мелкий слесарный инвентарь россыпью, в плачевном состоянии, надо сказать. Аккуратисты и педанты так со своими инструментами не поступают!

А что в этой жестянке из-под монпансье?

О! Да я почти угадал с нумизматом: значки какие-то, дешевые медальки, пара-тройка рублей юбилейных, еще какой-то мелкий хлам и… что-то увесистое, завернутое в зеленую суконку. Я дернул за ткань – и на грязную скатерть с тяжелым стуком шлепнулся какой-то крупный значок, тускло блеснув старинной бронзой в свете электрической лампочки.

Я взял находку и поднес ее ближе к глазам.

И почувствовал, будто земельным холодом потянуло где-то внутри сознания.

Потому что первое, на что упал мой взгляд, – это «зонненрад», «солнечная свастика», отчеканенная на гарде вертикально изображенного кинжала в венце из дубовых листьев. Кинжала, острие которого торчит из человеческого черепа, а вокруг лезвия – змеиный комок жутковатого вида, пятиголовая гидра.

И… я знаю, как историк, что это за штуковина.

Доводилось, знаете ли, и раньше в руках держать подобные железки.

Это одна из фашистских наград времен Великой Отечественной.

И называется она… «За отличие в борьбе с партизанами».

Вон оно как выходит!

И… кажется, кое-что начинает срастаться.

– Почему один туда поперся?

Фу, как грубо, а ведь наш Шеф беззастенчиво считает себя интеллектуалом!

– Отвечай.

Пятый говорил тихо, медленно и сквозь зубы. Так, наверное, пролетариат должен разговаривать с буржуазией – грозно и с плохо скрываемым раздражением. Чтобы не сказать – с ненавистью…

Я легкомысленно пожал плечами:

– Откуда же я знал, что так получится? Наобум и в десятку? «Ведь согласитесь, какая прелесть, не глядя в яблочко попасть, почти не целясь». Стихи, между прочим, песня без малого…

Шеф очень внимательно на меня посмотрел, непроизвольно постукивая по столешнице торцом карандаша. «Попочкой», как говорит Ирина: «Если держишь карандаш прямым захватом, бей «носиком», а не… «попочкой», понял?» О женщины…

– «Прелесть», говоришь? «В яблочко»?

Сергей Владимирович перестал стучать по столу, коротко глянул на карандаш и проверил указательным пальцем остроту заточенного грифеля. «Носик» потрогал. Надеюсь, тоже непроизвольно.

Я вздохнул. Подчеркнуто виновато и даже с легким надрывом на выдохе.

– Ошибочка вышла, Сергей Владимирович, признаю́. Хотел просто оглядеться, обстановочку прикинуть. Вообще думал, что все это фуфло! Левая инфа была по всем признакам: что-то там моя мама смутно вспомнила по своим школьным годам, какой-то Татарин, то ли воевал, то ли не воевал. Говорю же, все неточно, все приблизительно. Курам на смех!

Вру, конечно. Не думал я про фуфло. Все с точностью до наоборот – знал, а точнее, чувствовал, что цель моего поиска где-то рядом. И это несмотря на обилие «татарских» тезок в тех краях.

Кстати, интересный факт – этот жилой массив изношенных домиков, экзотически цепляющихся за крутой склон балки, родоначальницы длиннющей Южной бухты, старше самого города! Да-да. Это – бывшая татарская деревушка Ак-яр, «Белый берег», и жил тут народ задолго до прибытия на местные крутые склоны суворовских гренадеров. Отсюда, видимо, и татарские мотивы в прозвищах.

Но, думаю, начальнику это не интересно.

Ведь не будешь же ему рассказывать, что меня на подозреваемого Татарина вывела сама Диана – загадочная дамочка с девятью жизнями. А может, даже и не с девятью, может быть, жизней у нее было гораздо больше. На порядок.