– Пошла вон! – ощетинилась я и сама приобняла Гришу.

– Делай, Катюша, – весело выдал волкодав, – как сказала Кира Валерьевна! В гневе она очень страшная! Братья! – выкрикнул он своим. – Если я окочурюсь… – Гриша покачнулся, и я вцепилась в перила, чтобы не упасть вместе с ним. – Не поминайте лихим словом! И за девочкой моей присмотрите! И сыном!

Я поджала губы, продолжая поднимаясь наверх. У волкодава, создания в принципе не нормального, включился знакомый мне режим полной готовности взяться за нож для колки льда и, с криком "Я доставал из себя пули задолго до встречи с тобой", приступить к извлечению всех серебряных счастливиц, каким-то чудом обошедших вниманием его голову.

– Роза! Принеси, пожалуйста, водку, – попросила я. – И косточку, если есть!

Отовсюду послышался смех. По ходу для его братьев что смерть, что раны не были поводом для грусти, а ведь на той трассе остались почти все, кто поехал с нами в усадьбу.

– Бл*ди такие! – выругалась я, разрезав ножницами пропитанную кровью футболку Гриши.

Серый, как в воду глядел, когда говорил про семь пуль: две прошли насквозь, одна оцарапала, четыре еще были внутри. Прямо, как у Алеши в день ограбления ювелирного магазина.

– Куда лапу тянешь? – Роза шлепнула волкодава по руке, не дав забрать у нее бутылку очень дорогой водки. – Это не пить! – строго добавила она в ответ на весьма не дружелюбный взгляд Гриши.

Вообще-то водку я просила именно, чтобы пить, но в доме не оказалось ничего другого для дезинфекции ран, и Марта принесла мне только аптечку с бинтом и медицинским пинцетом – тем самым, которым я, кажется, целую вечность назад уже вытаскивала из Гриши серебряную пулю.

– Лей!

Роза опытно вскрыла бутылку и, сделав глоток, плеснула на спину волкодава.

– Где ж косточка? – просипел он, морщась. Марта оперативно протянула ему пачку сигарет и зажигалку. – Благодарствую! – сипло муркнул Гриша.

Голова трещала до тошноты, но рука с пинцетом твердо извлекала пули одну за другой. Я была восхищена тем, насколько Гриша был терпеливым и каким он был сильным, чтобы с такими ранениями управлять мотоциклом и доехать до резиденции, да еще и попытаться меня отчитать всего то за спасение его жизни.

Я бросила последнюю пулю вместе с пинцетом на клочок туалетной бумаги, который держала Марта, и Роза, щедро полив его спину еще раз, отдала ему бутылку.

– Я приготовлю вам поесть, – сказала она.

Я приняла из рук Марты мокрое полотенце и прижала к спине Гриши.

– Спасибо, Роза, – устало ответила я, – но вы лучше идите отдыхать. Я если что сама сделаю что-нибудь.

Старая волчица неодобрительно покачала головой, но спорить не стала и, сжав мое плечо, ушла вместе с Мартой.

Гриша подозрительно притих, потягивая водку и сигарету. Помимо его привычных запахов и прибавившегося запаха крови, я чувствовала также и грусть, смешанную со злостью.

Он сам рекомендовал мне Ибрагимова, но потом передумал, а я, несмотря на то, что предполагала, что рискованная встреча не принесет ничего хорошего, все равно поехала, и получалось, что из-за меня и нас подловили на трассе, и Гриша потерял друзей.

Я промокнула его спину еще раз. Пулевые отверстия на зависть чистокровным волкам затягивались быстро, оставляя после себя лишь небольшие рваные круги и те – исчезли быстрее, чем я поднялась с дивана.

Гриша, молниеносно бросив бутылку, поднялся следом и поймал меня за руку, не дав уйти, хотя я и не собиралась уходить.

Глаза его горели, а от груди, на которой по-прежнему была татуировка волчьей головы, шел жар сердцебиения. Ладонь прислони и ожег останется.

– Им нужен был ты, – едва слышно выдавила я. Его рука, покрытая засохшей кровью, тоже была горячей, и переплетая с ним пальцы меня сразу бросило в пот. – Ты, а не я. Живой или мертвый, – добавила я, дрогнув на последнем слове.

Я вспомнила, что сказал Михаил. А ведь он действительно мог быть прав в том, что Никиту могли хотеть похитить или убить у меня на глазах. И с Гришей этой ночью хотели поступить также. Лишить меня опоры, ослабить, оставить одну.

Кто знает, что за психом был Кохан, и кто ему помогал, но сегодня они почти достигли цели. Причем, это был уже третий удар по мне, если было считать куклу и те слезы, что она мне принесла.

Чем же я это заслужила? За что меня хотели наказать?

Не верю, что за Ангелова. Но с ним это как-то было связано, иначе Ибрагимов не вмешался бы.

А может это все-таки было связано с Гришей? Или с самим Ибрагимовым, втянувшим нас обоих в сведение свои личных счетов?

Черт! Я вообще ничего не соображала! Убийства, погоня, снова убийства… Мое восприятие и способность мыслить – все плыло и искажалось, будто было не реальным.

Кончик сигареты Гриши ярко вспыхнул, когда он затянулся, и отразился в глазах, воспламеняя и так горящую тьму, и я как никогда прочувствовала на себе взгляд пугающе молчавшего убийцы со стажем.

– Почему ты молчишь? – спросила я, сомневаясь в том, что я действительно хотела услышать ответ, ведь в его глазах я и так все видела: все мысли, все чувства, все желания.

– Завтра я пойду за Коханом, – хрипло ответил Гриша, сжав в ладони горящую сигарету.

Завтра… "Завтра" звучало, как приговор из его уст, долгожданный финал, к которому мы шли извилистыми, может, даже и ошибочными путями, но сегодня… Сегодня я чуть не потеряла его.

Я опустилась на диван и, выпустив руку Гриши, расстегнула его покрытые кровью джинсы. Плоть под ними тоже была в крови, но меня это не остановило и я взяла в рот его член.

Признаюсь, я никогда не делала мужчине минет с таким удовольствие, как в тот момент.

Никогда.

Гриша кончил так мощно и внезапно, что я чуть не поперхнулась, но оно того стоило. Та сладость на его лице того стоила.

– Девочка моя… – прошептал он, запустив пальцы мне в волосы.

Космос в его глазах закружил меня. Я потянулась за бутылкой водки, но Гриша удержал меня. Он был не из тех мужчин, которые брезговали целовать женщину с привкусом их спермы.

Гриша опустился на колени и обвел мои губы пальцем. Я не могла отличить его запах от своего и его вкус от своего, когда он целовал меня, одновременно расправляясь с жилетом и бюстгальтером.

Делал он это, конечно, грубо: просто все рвал. Не пожалел и мои брюки, и ремешки босоножек, даже свои джинсы умудрился порвать, чтобы они не мешали ему проникать в меня.

Гриша опирался на руки, делая сильные и глубокие толчки. Я шире развела ноги и, ведомая странным желанием, спустила руку себе на лобок и начала поглаживать клитор.

Проследив за моими движениями, Гриша немного сменил позицию, чтобы мои действия. Они ему нравились, и они же его возбуждали. Я чувствовала это в его плоти, видела в глазах, когда он смотрел на меня, получая удовольствие еще и от того, как приоткрывались мои губы, с которых срывались пока еще тихие стоны.