Эти края были практически необитаемы. Именно о таких местах я и мечтала. Я просила Гуннара не заезжать в редкие поселки и стараться обходиться только самым необходимым, лишь бы не сдавать в гостиницах паспорта на регистрацию.

Гуннар опять пошел мне навстречу. Мы ночевали в палатке, готовили на маленькой газовой плитке, походя на чумазых канадских охотников за пушниной. Найдя по компасу север, мы ехали на джипе среди низкорослых растений и скал, встречая на пути лишь стада северных оленей, которые мы старательно объезжали, опасливо косясь на клубившиеся над ними тучи насекомых.

Я по-прежнему плохо спала и часто просыпалась. Деметра шла за мной по пятам. Я чувствовала ее властное присутствие совсем рядом. Кроме того, по ночам меня ужасно кусали комары. Почему-то больше всего им нравились мои руки.

Когда мы добрались до полярного круга, на мне живого места не было. Я была так измучена, что Гуннар заставил меня пить омерзительный на вкус витаминный сироп и даже сам кормил Лолу, которая все время дрожала от холода и ночами пыталась согреться на моем теле.

Несмотря на наши злоключения, я была зачарована Севером. Меня восхищало никогда не садившееся здесь солнце и его вечный, пусть холодный, свет.

В Финнмарке[53]взгляд непрерывно скользит по бескрайнему пустынному пространству, а единственная дорога ведет к мысу Нордкап, за которым таится мыс Конец Света.

Я так хотела туда добраться, что, оказавшись на месте, пережила разочарование. Мыс оказался трехсотметровым гранитным утесом, обрывавшимся в холодные океанские волны. По нему ползали любопытные туристы с фотоаппаратами, явно намеревавшиеся отмечать день летнего солнцестояния.

Поймав на себе взгляды женщин, подозрительно напоминавших собой омниор, я занервничала и попросила Гуннара увезти меня в какое-нибудь другое красивое и уединенное место.

Гуннар повез меня вдоль берега по землям саамов, как называют себя сами коренные жители Лапландии. Вскоре мы добрались до городка под названием Варде,[54]где Гуннар предложил мне отметить день летнего солнцестояния на ближайшей горе.

— Там мы будем совсем одни.

— Ты уверен?

— Это волшебная гора, — прошептал Гуннар. — Если в этот день произнести на ней свои самые заветные желания, они обязательно сбудутся. И еще говорят, что собранными здесь в день летнего солнцестояния травами можно вылечить даже неизлечимые болезни.

Я усмехнулась. Гуннар взялся объяснять мне, как пользоваться силой дней солнцестояния, в которые мы, омниоры, обычно разводили костры, чтобы усилить свои колдовские способности! Милый, наивный Гуннар, что бы он запел, узнав, что я колдунья или, по крайней мере, до недавнего времени была ею! Как бы то ни было, я согласилась, несмотря на холод и усталость.

Мы полезли на гору. Гуннар нес спальные мешки, наш нехитрый, но вкусный ужин, состоявший из лосося и икры, а также какой-то напиток, который, по его словам, ничем не уступал божественному нектару.

Клянусь, белая ночь на вершине пустынной горы, проведенная с Гуннаром и его флягой полной волшебного пьянящего напитка, стала самым замечательным переживанием моей жизни. Однако, не успев произнести ни единого заклинания, я крепко заснула и впервые за много дней спала как сурок, не просыпаясь, не вскрикивая и не терзаясь кошмарами.

На следующее утро, если так можно называть время суток там, где солнце вообще не садится, я не помнила почти ничего из того, о чем мне накануне говорил Гуннар.

У меня не болела голова, меня не тошнило. Наоборот, я себя прекрасно чувствовала — легко, спокойно и радостно. Казалось, со мной произошло нечто чудесное, хоть я и не понимала, что именно. Это было что-то новое, неизведанное, что-то такое, с чем я прежде не сталкивалась.

— А что произошло ночью? — спросила я у Гуннара, чтобы развеять свои сомнения.

— Неужели ты ничего не помнишь? — загадочно усмехнувшись, сказал он. — Я, например, никогда этого не забуду.

— Я несла чушь?

— Отнюдь. Ты вообще ничего не говорила. Только смотрела на меня и томно вздыхала.

— Это было очень глупо?

— Совсем нет. Особенно, когда ты, замерзнув, залезла в мой спальный мешок.

Вот как! Оказалось, что мы провели еще одну незабываемую ночь любви, о которой — в отличие от предыдущих — у меня почему-то не сохранилось никаких воспоминаний. Впрочем, я не стала ломать себе над этим голову, и мы вернулись в Варде, где позволили себе роскошь остановиться в небольшой, но уютной гостинице рядом с портом.

На ужин мы заказали суп и жареную рыбу. Еда была очень вкусной, но во время ужина произошло нечто неожиданное. Любопытный молодой официант спросил, откуда мы едем, и мы объяснили ему, что провели предыдущую ночь на горе.

Услышав это, юноша так вздрогнул, что пролил суп на скатерть.

— В-вы были на горе Д-дольмен?! — заикаясь от страха, пробормотал он.

— Да, а что? — спросила я, а сама задумалась — название горы показалось мне знакомым.

— Т-там еще кто-нибудь б-был?

— Нет. Только мы, — ответил Гуннар.

— Н-ну да. К-кому же т-там быть! Т-туда никто не х-ходит!

— Почему?

— Г-гора заколдована! — затравленно озираясь по сторонам, прошептал официант.

Я не нашлась, что ответить, но Гуннар подмигнул мне и принялся его расспрашивать:

— Заколдована? Почему?

Подав суп, официант жестом предложил нам приступить к еде, а сам, как ни в чем не бывало, подставил к нашему столику еще один стул, уселся на него и начал свой рассказ, словно бабушка, рассказывающая страшную сказку расшалившимся внукам. К счастью, он немного успокоился и больше не заикался.

— Гора Дольмен долго находилась во власти ведьм. Каждый год они слетались туда со всей Норвегии, чтобы справлять свои ритуалы. Там просто все кишело этими жуткими созданиями. Собравшись на горе, ведьмы затевали буйные пляски, распевали заунывные песнопения и жгли костры.

Гуннар усмехнулся, но я смеяться не стала. Внезапно я вспомнила трагическую историю горы Дольмен.

«Какая же я дура! Почему я не подумала об этом сразу?!»

Тем временем Гуннар дразнил бедного официанта, притворившись, что захвачен его историей.

— Вот это да! А кто-нибудь видел этих ведьм?

— Конечно! Их видели все жители Варде. В такие дни они прятали детей от дурного глаза по домам, а пастухи запирали скотину в хлев, чтобы на нее не напал мор.