Она хотела бы остаться безучастной, позволить урагану его страсти миновать ее, но это оказалось невозможным. Обожженная пламенем, бушевавшим в нем, вдохнув запах его пота, порожденного вожделением, Мерседес ощутила, что рассудок покидает ее. Она слышала, словно бы издалека, его голос, вкрадчивый и манящий, шепчущий слова любви ей на ухо, перемежая их поцелуями. Как могла она противостоять этому напору!

Медленно, очень медленно Николас выпрямился и взглянул на нее сверху вниз с высоты своего роста. Грубое и неоспоримое доказательство его желания беззастенчиво упиралось ей в живот. Он дышал с трудом и дрожал от похоти. И все же она не ответила ему встречным порывом, заставляя себя сохранять пассивность.

– Черт побери! Брось притворяться! Покажи, какая ты есть на самом деле! – со злобой процедил он и каким-то хищным, дикарским движением вскинул ее на вытянутых руках и понес в свою спальню.

Ногой Николас затворил за собой дверь, шагнул к кровати и швырнул ее на простыни, словно тряпичную куклу. Затем он скинул рубашку и приспустил штаны, которые стали невыносимо тесны для него.

Он оскалился в недоброй ухмылке.

– Убедись сама, как ты действуешь на меня. Мужчины, к сожалению, не имеют возможности скрыть свое желание.

Ник отбросил панталоны в сторону и опустился рядом с ней на кровать, задрал подол ее ночной сорочки и сквозь зубы выругался при виде того, как ее стройные ноги невольно плотно сдвинулись.

Вот так и было, когда Лусеро брал ее. Ник ясно представил это себе. Мерседес бессознательно вела себя так с мужем в постели, зная, что он возьмет ее силой, а потом покинет ради развлечений на стороне. Но грубый беспутный Лусе не должен служить Нику примером.

Он резко осадил себя, не позволив похоти взять над ним верх. Он вернул подол ее рубашки на прежнее место в знак уважения к ее стыдливости. Ее тайны теперь укрылись от его глаз, но не от пальцев.

Ник гладил, ласкал ее бедра, чарующее углубление на ее животе. Он обводил кончиками пальцев вокруг него, пока ее напряженные мышцы не расслабились и трепетом не отозвались на его игру. Тогда ладонь его взялась за дело, и не осталось ни одного местечка на ее теле, которого бы она не коснулась и не погладила. Когда рука Ника оказалась у нее между ног и начала там дерзко хозяйничать, Мерседес уже не в состоянии была пребывать в неподвижности. Ее спина изогнулась, бедра слегка раскрылись в то время, как пятки с силой уперлись в мягкий матрац.

Она закрыла глаза, отдаваясь воле чувств.

Николас играл с золотистыми завитками волос, глядя, как она вздрагивает от каждого его прикосновения.

– Ты же хочешь меня? Промолви хоть словечко, дорогая.

Мерседес уперлась затылком в подушку и отказалась откликаться на его поддразнивание. Он был достаточно опытен, чтобы без слов понять, что с ней происходит.

Она ощутила, как горячая влага смачивает ее лоно, как бы готовя его к вторжению мужа. Так было с ней и в прошлый раз.

Ее ответная и столь быстрая реакция доставила ему удовольствие, а она вовсе не желала этого.

– Упрямая женщина, – пробормотал Ник, развязывая ленточки на вороте ее скромной ночной сорочки. Покончив с ними, он расстегнул пуговки на рукавах. – Сними это тряпье, – приказал он.

Она не пошевелилась, отказываясь раздеваться догола на его глазах, как какая-нибудь шлюха в притоне.

– Ты слышишь меня, Мерседес? – в его голосе появилась сталь.

Его пальцы принялись настойчиво массировать потаенный бугорок, скрытый золотистыми волосами.

Безумная боль возникла в ней, ввергнув в пугающий водоворот новых для нее ощущений. Сквозь опущенные веки Мерседес чувствовала на себе его обжигающий откровенный взгляд, пронзающий ее насквозь – распластанную перед ним, отданную полностью в его власть. Это было невыносимо и… недопустимо.

Чтобы прервать затянувшуюся пытку, Мерседес приподнялась, продела голову в вырез рубашки, сорвала с себя легкое одеяние, уронила его к подножию кровати и вновь откинулась на подушки, удовлетворенная, что он убрал терзающую ее, дразнящую руку.

Ее золотистые волосы, словно разметавшиеся взрывом, окутали их обоих, распространяя волны ароматов – лаванды, мускуса и разгоряченной женственности.

Он заключил в свою ладонь одну ее округлую грудь, а к другой приник ртом, захватил бледно-розовый сосок зубами, нежно прикусил его, потом лизнул языком. Она вздрогнула и выгнулась ему навстречу.

Ник счел это победой, но не мог уже больше сдерживаться. Его истомленная от неудовлетворенного желания плоть упиралась в ее бедро, на кончике поблескивала жемчужная капля его животворного семени.

Ник опустился на нее, приготовился войти в ее лоно, ощущая сочащуюся из него влагу, уверенный в том, что ее тело жаждет того, что отрицает мозг.

Подчиняясь чувственному зову, ее ноги широко раздвинулись, и он проник в нее легко и нежно.

Его вторжение было осторожным и совершенно безболезненным. Мощное тело Ника словно парило в воздухе над ней, поднимаясь и опускаясь в заданном самой страстью ритме. Ник напрягался, заполняя собой ее всю, и расслаблялся, когда уходил куда-то вверх, вынуждая ее тянуться за ним, и тело ее предательски подчинялось этому зову. Мерседес невольно изумлялась чуду совокупления, когда двое превращались в одно целое, в единое существо. Великая тайна, которая до сих пор была ей неведома.

Ритм его возбуждающих толчков замедлился настолько, что она вынуждена была прикусить губу, чтобы не выкрикнуть мольбу: «Скорее! Скорее!» Ведь если он не поторопится, несказанное наслаждение от его ласк заставит ее соскользнуть на край неведомой бездонной пропасти.

Мерседес вцепилась пальцами в простыни и постаралась увести мысли неизвестно куда, лишь бы подальше от Лусеро, который на правах сильного самца властвовал над ней, утверждая свое владычество и сотворяя, вероятно, их общее дитя.

Да, дитя! Это единственное доброе дело, которое они могут сотворить вместе. Он сделает ей ребенка, такого же, как Розалия, чтобы она растила и любила его. Мерседес стала придумывать ему имя, чтобы только отвлечься от того, что он вытворял с ее телом.

Николас ощутил ее податливость, ее ответную тягу к нему, но его сущность уже рвалась к свободе от сдерживающих оков. Зная, что она не готова к окончательной сдаче, он углубился с торжествующим напором в ее лоно и отдался глубинным мужским инстинктам, пока все мерцающие скопления звезд Вселенной не закружились в его мозгу.

С протяжным возгласом триумфа он изогнул спину и излил свое семя в ее глубины, а затем затих, упав на нее всей тяжестью.

Его кожа стала скользкой от пота, специфический мужской запах пропитал прохладный ночной воздух. Он не был ей неприятен, но каким-то образом вызывал у нее странное раздражение, как и ощущение пустоты, когда его плоть рассталась с ее телом.