Из этой беседы Рузский выяснил, что окружение императора ожидает, что в Царское Село прибудет Иванов, а за ним – снятые с фронта части, вслед за чем волнения быстро прекратятся13. После этого разговора генерал был принят Николаем II и зачитал ему телеграммы, полученные от Алексеева14. Перед императором Рузский вел себя достаточно корректно, а того больше всего беспокоило положение семьи в Царском Селе15. Их разговор был достаточно длительным и продолжался около полутора часов. Рузский сидел напротив императора и активно доказывал ему необходимость создания ответственного министерства16. Для подкрепления этой мысли он имел в руках солидные, как могло показаться, аргументы.

Прочитанные главнокомандующим Северным фронтом телеграммы содержали программу Наштаверха. 14 марта Генбери-Вилльямс решился написать Николаю II письмо, в котором изложил свои взгляды на сложившуюся ситуацию. При этом сначала он обратился к Алексееву с вопросом, одобряет ли он содержание письма и самый факт его посылки к императору. Алексеев согласился с тем, что письмо полезно и 15 марта отправил его с офицером в Псков. Содержание письма одобрил и великий князь Сергей Михайлович17.

Через несколько дней письмо вернулось нераспечатанным, следовательно, особой роли в псковской драме оно не сыграло, и для нас оно важно как дополнительный источник для выявления позиции, занятой Алексеевым во время февральского кризиса. Оно начиналось с естественных в этой ситуации извинений за самый факт обращения к императору по вопросу о внутренней политике Империи, оправдываемого таким весомым, по мнению Генбери-Вилльямса (и, как мне представляется, не только его) аргументом, как уверенность, что самое главное – это довести войну до победного конца. Генерал убеждал Николая II принять правительство, избранное представителями народа для победы над германским заговором, и внимательнее относиться к народному представительству.

Центральной частью документа были следующие слова: «Ваше Величество является самодержавным монархом (autocrat), но самодержец в наше время может править только с помощью хороших советников, и народ хочет чувствовать, что эти советники выбраны им из своей среды… Свободное обсуждение (государственных проблем. – А. О.) кажется мне выходом, чтобы люди могли чувствовать, что те, кого они посылают в совет Императора, могут выражать их мысли»18. Письмо английского представителя хорошо соотносилось с той телеграммой, которую отправил к императору и сам Алексеев. Как только в Могилеве узнали, что поезд Николая II находится на станции Дно, Алексеев отправил к нему телеграмму, к которой прилагался проект манифеста об ответственном министерстве. В составлении этого документа принимали участие несколько человек. Н. А. Базили по распоряжению Алексеева писал первый вариант. «Вложите в него все свое

сердце», – призвал генерал. Базили сумел сделать это за несколько часов, после чего Алексеев внес в документ небольшие правки, а после великий князь Сергей Михайлович одобрил текст19.

1 (14) марта в 22:20 телеграмма была отослана. Апеллируя к угрозе анархии и распаду армии, которые может отвести только формирование ответственного правительства, Алексеев предложил императору поручить формирование такового Родзянко. Предлагаемый проект манифеста гласил:

«Объявляю всем верным Нашим подданным: грозный и жестокий враг напрягает все последние силы для борьбы с нашей Родиной. Близок решительный час. Судьба России и честь нашей геройской армии, благополучие народа, все лучшее будущее Нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Стремясь сплотить все силы народа для скорейшего достижения победы, Я признал необходимым призвать ответственное перед представителями народа Министерство, возложив образование его на Председателя Государственной думы Родзянко из лиц пользующихся доверием страны.

Уповаю, что все верные сыны Родины тесно объединятся вокруг Престола и народных представителей, дружно помогут Нашей доблестной армии завершить ее великий подвиг. Во имя нашей возлюбленной Родины призываю всех русских людей к исполнению своего святого долга перед ней, дабы явить, что Россия столь же несокрушима, как всегда, и никакие козни врага не одолеют его. Да поможет Нам Господь Бог»20.

И телеграмма, и проект манифеста, и письмо Генбери-Вилльямса остались без ответа. Эту-то телеграмму и зачитывал 1 (14) марта в 23:00 Николаю II в вагоне поезда, стоявшего на Псковском вокзале, генерал Рузский. Когда генерал ушел, император приказал отправить на имя М. В. Родзянко телеграмму, объявлявшую о его намерении дать ответственное министерство, сохранив лично за монархом как за главнокомандующим ответственность министра военного, морского и иностранных дел. Рузский стремился отрезать от переговоров с главой Думы доверенное лицо императора – генерала Воейкова. Сославшись на то, что аппарата Юза на вокзале нет и что для передачи текста ему необходимо вернуться в город, командующий фронтом буквально вырвал из рук дворцового коменданта листок бумаги с телеграммой и, получив устное распоряжение монарха немедленно послать ее Родзянко, немедленно покинул вокзал21.

По словам Рузского, в этот момент он надеялся на то, что манифест об ответственном министерстве решит все проблемы22. Между тем они пока только увеличивались. В 00:25 2 (15) марта Ставка сообщила в Псков, что министры старого правительства арестованы, а столица прочно контролируется новым, которому подчинились все части, включая и Собственный Его Величества конвой, солдаты которого изъявили желание арестовать тех офицеров, которые «отказались принять участие в восстании»23. Последнее утверждение было явной неправдой. В Петрограде находилась лишь пешая полусотня конвоя, состоявшего из пяти сотен. Две сотни дислоцировались в Царском Селе, две – в Могилеве, и пешая полусотня – в Киеве при вдовствующей императрице24.

Сотни конвоя и часть Сводного полка, державшие оборону в Царскосельском дворце, признали новое правительство только после отречения императора. Аресты среди их офицеров были произведены позже и по распоряжению из Петрограда. Там, очевидно, не очень доверяли этим людям, тем более накануне ареста Царской семьи25. На момент отправки телеграммы ничего необычного с сотнями, стоявшими в Могилеве, не происходило, а в Царском Селе они находились во дворце, не имея никакой связи ни со Ставкой, ни с Петроградом, и сдали свои посты представителям гарнизона лишь 8 (21) марта, когда все уже было явно кончено. Проблемы были лишь с пешей полусотней, стоявшей в Зимнем дворце: революционеры сразу же потребовали выдачи офицеров с немецкими фамилиями, одного из которых – полковника барона М. Л. Унгерн-Штернберга (командира Конвоя) – увезли в Думу, где он был задержан, правда, ненадолго26. Именно ее представители и явились утром 1 (14) марта в Думу с заверением о лояльности новой власти, которые и выслушал депутат М. А. Караулов27. В любом случае нельзя не признать – дезинформационный удар был нанесен мастерски. Николай был потрясен. «В руках обломки власти… а через несколько часов просто бывший человек, – записал в дневнике Болдырев. – Сколько ударов, и, кажется, ни в ком ни капли сожаления!»28

Итак, Рузскому ясно дали понять, что Родзянко и его сторонники полностью контролируют обстановку в столице. Ночью 2 (15) марта до 7:30 утра Рузский вел переговоры по аппарату Юза с председателем Государственной думы: Ставка постоянно получала копии телеграмм. Родзянко объяснил свое нежелание приехать в Псков волнениями в Луге, что делало невозможным проезд поезда, и своим нежеланием покинуть Петроград, так как «до сих пор верят только мне и исполняют только мои приказания»29. Император к этому времени был уже согласен на правительство, сформированное Думой, но ответственное перед ним. Вскоре монарх пошел и на следующий шаг: он согласился уже на создание правительства, ответственного перед Думой и Государственным советом, который должен был сформировать Родзянко. Ему был сообщен и текст проекта манифеста. Но в ответ на это предложение человек, который только что убеждал генералов, что все подчиняются его приказаниям, отказался, заявив, что этого уже недостаточно для успокоения масс и что он не контролирует войска и сам вскоре может последовать за арестованными министрами в Петропавловскую крепость. По словам главы Думы, он с трудом спас от отправки в Петропавловку военного и морского министров. Никто из генералов не поставил вопроса, что же было причиной уверенности Родзянко в своих силах30. Рузский, ведший переговоры, был утомлен и раздражен и более всего в этот момент хотел избежать своей роли посредника31.