Мама, будто не веря, подозрительно щурится.

— Я люблю его мам, и если ты хочешь счастье для своей дочери, то примешь этот факт без возражений.

— То есть, ты совсем сошла с ума, София? — наконец-то произносит мама.

Качаю головой.

Нет, мамочка. Я перестала сходить с ума, когда призналась перед самой собой, что без Орлова мне совсем не комильфо!

Мама смотрит на меня как на душевнобольную.

Все в порядке, мам, я здорова, просто люблю Кирилла больше, чем ты бы хотела.

— Мама, — зову слишком громко, а как иначе вывести родительницу из прострации?

— Елена Сергеевна, давайте жить дружно, — подмигивает Кирилл.

Мама скрещивает на груди руки, поджимает губы. Смотрит на моего Кирюшу таким пронзительным взглядом, глубже, чем рентгеновские лучи в кабинете флюорографии.

Становлюсь между ними, точнее, перед Кириллом, прикрывая собой. Мама все никак не угомонится, смотреть продолжает, будто вот-вот сейчас сожжет заживо.

— Мам, ну хватит уже.

— А ты не лезь, София Аркадиевна. Дай твоя мама в глаза этому человеку посмотрит.

— Зачем? Что ты хочешь там увидеть, мама?

— Да пусть смотрит, — шепчет Кирюша на ухо, обнимая меня за талию.

— А вы не умничайте, уважаемый. На вашем месте я бы молчала и дышала через раз где-нибудь в другом городе, подальше от моей Софушки.

— Елена Сергеевна, а если я стану отцом вашей внучки, что будете делать? — неожиданно спрашивает Кирилл и маму едва не хватает удар.

За сердце держится моя мамочка, губки поджимает еще сильнее.

Медленно оборачиваюсь. Свожу на переносице брови. Хочу стукнуть Кирилла за эту выходку. Ну, зачем он лезет на рожон? Трудно промолчать, что ли?

— Он пошутил, мама.

— Я серьезный, как никогда, — возражает Орлов.

— Детский сад, — вздыхает мама, а затем неожиданно говорит: — ладно. Становись отцом моей внучки.

— Вы так легко согласились, — улыбается Кирилл.

— Просто очень хочется внучку, а ты не тешь себя фантазиями, Кирилл Витальевич. Биологический отец — еще не папа.

Кирилл бледнеет, я тоже в шоке. Хватаю маму за руку:

— Что ты такое говоришь, мама?

— Соня, твоя мама говорит то, что думает. С Орловым ничего не получится. Он ненадежный.

— Я сама буду решать, надежный или нет.

— Сама? — щурится мама, и я киваю головой. — Решай, доця, а потом не плачь своей маме в жилетку. Плохо я тебя воспитала. Плохо! Тебе грабли стукнули в голову во второй раз, а ты в упор ничего не видишь.

Не знаю, сколько бы продолжался этот дурдом, если бы неожиданно не позвонил мой брат. Мама тут же прощается, даже говорить ничего не хочет. А мы с Кириллом, оставшись наедине, сидим на кухне и смотрим друг на друга.

— Твоя мама меня не любит.

— Можно подумать, твоя от меня без ума, — цокаю языком.

— Да уж… — вздыхает Кир. — Ну, ничего, привыкнут. Мы же не оставим им выбора, да, мартышечка?

Я согласно киваю и пересаживаюсь к Кириллу на колени. Обвиваю его за шею, рукой зарываюсь на затылке. Хорошо с ним. Спокойно.

— Вещи собрала? — спрашивает он.

— Уже?

— Передумала?

— Не дождешься.

— Ну, тогда, давай. Собирай свои сумки, мартынуль. Я вообще-то за тобой приехал.

Нехотя поднимаюсь со стула и направляюсь в комнату. Конечно же, можно попросить Кирилла об отсрочке, но с другой стороны, зачем оно мне? Орлов хочет, чтобы мы жили вместе. Честно признаться, я тоже этого хочу и, наверное, даже рада, что мы так торопимся. Слишком много мы упустили, теперь только наверстывать и наверстывать.

***

Соня переезжает жить ко мне. Я счастлив, как никогда раньше. Засыпать с ней, просыпаться, пить вместе утренний кофе, чистить зубы вдвоем напротив умывальника… Обычные вещи кажутся такими значимыми, важными. Мы вместе готовим ужин, вместе его едим, а затем ложимся на кровать и вместе смотрим фильм.

Я даже забыл, что сегодня пятница. Вот ни разу не вспомнил о друзьях и когда на тумбочке завибрировал мобильник, я не сразу ответил на звонок.

Звонит Толян. Настойчиво!

— Кир, да ответь ты уже. Он же не угомонится, — просит меня Соня, и я сдаюсь.

Нажимаю на зеленую трубку, телефон прикладываю к уху.

— Алло, — произношу ленивым голосом.

— Кир, — взволнованно, — у тебя деньги есть?

Закатываю глаза. Друг обо мне вспомнил, когда понадобились деньги. Ну, надо же.

— Так есть или нет?

— Допустим, есть. Что случилось, Толь?

— Можешь привезти в третью городскую больницу? Только Соне ничего не говори.

— В смысле? — приподнимаюсь. Соня наблюдает за моими действиями, вопросительно выгибает бровь, и я пожимаю плечами, мол, ничего пока непонятно.

— Анька…

— Что случилось?

— В больнице. В реанимации. Деньги нужны. Очень.

— Приеду. Жди.

Я слишком быстро двигаюсь. Все делаю на автомате. Открываю шкаф, достаю металлическую коробку из-под чая, отсчитываю купюры крупным номиналом. Доллары тоже беру. Толик не сказал, сколько нужно, но если Аня в реанимации, то понадобится много, наверное.

— Кир, что происходит? — Соня становится напротив меня, в глаза заглядывает.

«Только Соне ничего не говори» — крутится в голове.

Как не говорить, а? Они же лучшие подруги, а Толик, типа, мой лучший друг. Засада!

— Мартышка, ложись спать. Я буду поздно.

— Конечно, — ухмыляется. — Позвонил Мудилович и ты бегом на коня. Шашку дать?

Я не понимаю ее сарказма, да и пофиг. Потом будем разбираться.

Уже в коридоре. Я, опустившись на корточки, завязываю шнурки.

— Орлов, если ты сейчас уйдешь, то я тут же соберу свои вещи и съеду.

Поднимаю голову. Смотрю на нее, не веря своим ушам.

— Что происходит, Сонь? Ты ставишь мне ультиматум.

— Ставлю. Выбирай. Или твой друг или я!

— Ты хорошо подумала?

— А ты, Орлов, думаешь, что творишь?

Медленно выдыхаю. Да пошел лесом Мудилович, как говорит Соня. Я не хочу ссориться из-за этой фигни. Она же все равно узнает о своей подруге — вопрос времени.

— Ладно. Пять минут на сборы. Поедешь со мной, — произношу после всего.