Женщина вышла, долго искала главврача по палатам. Найдя, отвела в сторону и, объяснив ситуацию, попросила заменить врача.

Бронников удивился. За все время работы Ивана это был первый случай. Юрий Гаврилович поговорил с Зинаидой. Выслушал жалобу женщины на врача и сказал:

— Голубушка наша, как я понимаю вас! Ведь не в ресторан проситесь…

— Как это? Конечно, в ресторан! Я там жизнь положила! Целых двадцать с лишним лет поваром первой категории проработала! Они без меня задохнутся.

— Вот уж и не знал, какое сокровище к нам попало. Мы тоже мучаемся без повара! Одна молодежь на кухне! Рецепты из книг берут. Своих знаний и навыков — ноль. А тут готовый практик! Нет, миленькая, покажи свое умение и у нас. Мы тоже кушать хотим. Не я лично, а мои больные девочки. Все, как одна, — лапушки-касатушки, лебедушки белокрылые!

— Не могу я у вас! Я к своему месту привыкла. К нашему ресторану и людям. Никуда от них, ни шагу! — твердила баба.

— Как так не пойдешь от них никуда? Зачем же вены себе порезала? Для чего? Иль так хорошо тебе было, что, кроме могилы, ничего не увидела? От хорошей жизни смерть не зовут и не торопят ее. Коль так достали, зачем к ним возвращаться? Мы с великой душой берем! А те лишь обижать умеют! Вот пускай теперь ваш директор сам у плиты поскачет. Ему полезно лишний жир стряхнуть.

— Да он вовсе ни при чем. И люди наши в моем не виноваты. Не в работе дело, доктор! Там все в порядке. Я даже отдыхала душой с моими людьми. На работе за все годы ни одной слезы не уронила, — убеждала женщина.

— Выходит, в семье неполадки? Вот и пусть поживут без вас, сами. Дочь уже взрослая. Пора в доме хозяйкой стать, а не ездить верхом на матери, гонять от корыта к плите! Пусть сама познает, что такое бабья доля. Не раз умоется потом!

— Да она у меня чудесница. Все умеет. И помощница незаменимая, и хозяйка! Если б не она, что б я делала?

— Уже! Вены порезала! От сказочной жизни. Все тебя на руках носили, да разом уронили. На работе прекрасно, дома чудесно, а вены почему посекла? Ладно бы перебрала, гак нет же — в крови ни грамма алкоголя.

— Юрий Гаврилович! Не трясите душу. Все равно не скажу. Это мое, личное!

— Завтра к вам с утра придет следователь милиции.

— Зачем?

— По поводу неудавшегося самоубийства. Так положено. Заведут дело, спросят о причине и мотивах. Так всегда бывает. Вы не первая…

— Я никому не могу рассказать.

— Скажете. Не отпустят, пока не выяснят. Да и я на их месте не стал бы швыряться таким поваром. И взял бы виноватого за жабры. Да разве мыслимо такого человека в могилу загонять?

— Юрий Гаврилович, успокойтесь. Никто никуда не загонял. Сама дура!

— Во! Наконец-то! Значит, нам с вами до конца жизни одной дорогой идти. И об уходе даже думать не смейте! — обрадовался Бронников.

— Да я не в том смысле! Дурой пока не стала. А одна ошибка не должна перечеркнуть мне всю жизнь. Уже и сама пожалела о случившемся, не знаю, с чего хандра напала. Видно, от усталости. Измоталась в последнее время. С ног валилась. Нет бы на пару дней отдых попросить, ведь дали бы. Так нет, решила саму себя одолеть и доказать, что все могу. Вот и доказала! Сорвалась физически и морально. Дошла до полного истощения, когда все вокруг показалось пустым и ненужным. И сама как мыльный пузырь…

— А доказать кому хотела?

— Себе…

— Не ври! Не двадцать лет. Себе давно все доказано. Розовый возраст дерзаний и порывов давно минул. Теперь уж себе доказывать нечего. А вот кому-то еще надо. Зинаида, милая наша девочка, даже когда белеют волосы, а ноги скручиваются в баранку, нам все равно хочется прыгать через скакалку, залезть к соседу за яблоками. Мы молчим об этих скрытых желаниях, стыдясь своих внуков. Но это не значит, что мы навсегда забыли свое детство, оно и сегодня с нами. И юность… Сильная, гордая, дерзкая. А откуда взялись бы эти черты у наших детей? С кого они списывают самих себя? С нас! И нынешнее твое навсегда застряло в дочкиной памяти. Самое страшное, если когда-то захочет повторить.

— Только не это! — подскочила Зина и заплакала горько.

— Она знает причину?

— Да, конечно. Я сказала…

— Что ж сделала, глупышка?

— Мне, кроме дочки, с кем делиться?

— А хоть со мной! Из меня не выдавить!

— Ой, Юрий Гаврилович! Да неудобно о таком. Бабье это дело. Видно, сама прозевала.

— Зин, а Зин, знаешь, сколько я бабьих секретов знаю? У меня столько волос на голове не уцелело. Волосы выпадают, а секреты в ней крепко сидят. Ни один не выпал. Давай своим поделись. Одним больше станет. А там, глядишь, может, чем-нибудь сумею помочь, как знать? — Позвал Зину сесть поближе.

Та, как и с дочкой, села, опустив голову. Заговорила тихо, еле слышно:

— С мужем своим я уже двадцать пять лет живу. Из армии ждала его. А дружили еще до службы. Никогда с другими ребятами не знакомилась, даже не танцевала. Верней собаки была, одного его знала. Весь свет в окне он стал. Письма писала ему всякий день. Когда в отпуск приехал, мы совсем не разлучались. Так за руку и ходили. И лучше моего Василька в свете не было.

— Эх жаль, что я тебя тогда не встретил, вот такую надежную, верную, — вздохнул Бронников.

— Ну что ты, Юра! Мы ж с ним еще со школы друг друга любили. Мой Вася самым видным парнем был. А уж чудак какой! А непоседа! Он еще в школе сказал, что будет моим мужем. И от своего не отступил.

— А вены из-за него порезала? Видать, такой хороший гад!

— Да погоди его бранить, выслушай сначала. Мы, когда вздумали пожениться, дали друг другу слово — никогда не изменять и вообще не смотреть на сторону. Ну а коли случится, что кто-то другой приглянется, сказать честно.

— Ох, дети! Да кто такое скажет? Где ты видела? — рассмеялся врач.

— По себе судила. И ему верила. Но… Была у меня подружка. Она все заглядывалась на Васю. У самой парня не имелось. Уж и не знаю, отчего сторонились ее ребята. Морда у Зойки широкая и плоская как сковородка, оттого с самого детства лепешкой дразнили. У нас уже дочь в школу пошла, а подружка все в девках сидит. Я жалела Зою, приводила к нам, чтоб ей скучно не было. Ну, Новый год вместе встречали, дни рождения праздновали. А тут я стала замечать, что подружка приходит лишь когда Вася дома. Стоит ему вернуться из рейса, она уже у нас. И откуда узнавала? Никто не звал, сама возникала, как туча в солнечный день. Не успею наглядеться на мужа, Зойку уже черти принесли. Ну и крутится вокруг моего мужика, слюни роняет, глазки строит. Ну да Вася, как я полагала, мужик-кремень, не клюнет на эту камбалу. Тем более что мы с ним жили душа в душу. Не ругались никогда. А тут приехал он из рейса, две недели дома не был, глянула, они с Зойкой перемаргиваются. Мне аж нехорошо стало. И я сказала подружке, чтоб без зова у нас не появлялась. Мы — люди семейные, она — одиночка, что общего? Короче, дала понять, что ее появление у нас нежелательно. Зойка аж с лица потемнела. Ушла, хлопнув дверью. А через три дня Вася снова засобирался в путь. Обычно он хоть неделю дома был. Тут заегозил, а меня сомнение взяло. Я позвонила ихнему диспетчеру, решила узнать, куда мужа посылают. С работы прямо сказали, что Василий Ткачев через неделю едет в Минск, а сейчас его машина в мастерской на ремонте. Но к назначенному времени будет готова.