за мной кошачьих глаза – а врач не видел. Пилюли мне, глупец, прописал и в клинику хотел отправить.

Кин бешено рассмеялся:

– Ну уж нет, я знаю, что бы там произошло. Я бы сломался и пошел бушевать, и тогда на меня надели бы смирительную рубашку, мне бы пришлось лежать и смотреть на эти глаза, не имея возможности даже шевельнуться. Вот тогда бы я точно сбрендил.

– Эд, послушай, – уверенно сказал я. – Тебе надо немедленно отсюда выбраться. Тебе хватит ума понять, что это галлюцинация, возможно вызванная переутомлением. Тут надо привести в порядок тебя, а не воображаемые глаза.

Кин не отрываясь следил за входом.

– Воображаемые глаза, – повторил он. – Воображаемые глаза! Боже, какая злая шутка! Самое плохое, я не знаю, кто прав, ты или я: то ли это я схожу с ума, то ли…

Он внезапно замолчал, и его тщедушное тело сотрясла дрожь. Глаза его были безумны.

– Может быть, это оттого, что ты слишком много работаешь, – сказал я, осознав, что Кина надо везти к врачу как можно скорее. – Или от нервного напряжения.

– Никакого нервного напряжения у меня не было, – пробормотал он. – До этого сна. Если хочешь знать, что его вызвало, иди сюда!

В комнате была еще одна дверь, Кин подвел меня к ней и открыл. На долину опускались сумерки – на холмы уже упала мрачная задумчивая тишина, от которой стихло даже пение птиц. Кин ступил в заросший сорняками сад и потащил меня вдоль стены дома.

– Видишь, вон там? – Он указал вперед.

Я ничего не видел, кроме голого гниющего дерева с потрескавшейся и поблекшей от непогоды корой. Это я Кину и сообщил.

– Нет, смотреть тут не на что. В том-то и беда. Если я правильно помню, в моем сне это то самое место в коридоре, где я открыл дверь. А теперь гляди сюда.

Он кивнул на валявшуюся в нескольких футах от нас полуразвалившуюся дощечку, вросшую в траву. Я наклонился, силясь разобрать в сумерках надпись.

– Ori… Ori… и еще что-то, – сказал я. – Не прочитать.

– Origo mali, – докончил Кин. – И ничего больше. «Источник зла».

Он пошел обратно к дому и, вернувшись в мастерскую, зажег старинную масляную лампу. Меня поразила чернота его глаз на фоне болезненной желтизны лица, которое в лучах лампы отсвечивало, как маска.

– Я, конечно, не уверен, – заметил он, подтягивая кресло к шаткому столу. – Но помнишь, я говорил, что в этом доме, по легенде, когда-то жила ведьма?

Я кивнул.

– Умерла она тоже здесь. Я прошелся по холмам, заглянул на фермы. Один старик многое мне порассказал. Всё байки, обрывочные; он слышал их от своего отца. О старухе, которая жила здесь давным-давно, умерла и была похоронена рядом с домом. Мне представляется, – он пристально на меня посмотрел, – что дощечка, которую ты только что видел, – все, что осталось от ее надгробия.

Его взгляд переместился к порогу, и уголок рта дернулся. Я невольно повернул голову.

Там, конечно же, не было ничего, кроме темного прямоугольника двери.

– Я не сказал тебе самого неприятного. – Кин положил голову на руки, и столик скрипнул под его весом, голос зазвучал приглушенно: – При первых намеках на закат мне хочется спать. Каждую ночь, начиная с самой первой, я вижу сон.

Я смотрел на его макушку и вдруг с внезапным изумлением заметил, что среди блестящих черных волос появились седые.

– Эд, – твердо сказал я. – Ты сейчас едешь со мной…

– Вижу сон, – отрешенно перебил он меня. – Каждую ночь один и тот же сон. Я иду в темноте по проходу, пока не почувствую рукой холод той самой металлической защелки. Дверь открывается, но я не просыпаюсь, как в первый раз. И желтых глаз не вижу. Они в коридоре, рядом со мной…

Его голос стих до бормотания, и голова завалилась набок. Но не успел я двинуться с места, как он едва слышно заговорил:

– Мне нужно идти к… Не знаю, что это. Не комната. Надо перешагнуть порог, пройти через эту дверь, которой не существует, – меня толкает какая-то жуткая сила, – и… каждую ночь я подхожу к ней чуть ближе. Прошлой ночью я перенес ногу через порог…

Долгое время стояла полная тишина. Вокруг загадочно потрескивало дерево. Лампа горела неровно, отбрасывая на стены тяжелые бесформенные тени. Я подумал о той жуткой дощечке снаружи и вздрогнул. Возвращение в город будет не из приятных.

Шли минуты. Внезапно, как только я собрался встать, Кин снова заговорил:

– Ведьма умерла. Нельзя жить вечно. Но она нашла способ воскреснуть – не телом, которое было закопано, давно сгнило и превратилось в пыль, но душой. Она ждала в могиле, пока кто-нибудь не войдет в этот дом. Сюда пришли, только нескоро, потому что ведьму при жизни боялись. Могила накладывала на человека заклятие, от которого он видел во сне дверь. В тот момент, когда дверь открывалась… человек становился обречен. Куда бы он ни бежал отсюда, он снова видел сон… снова и снова… пока наконец в этом сне не переступал через порог. После этого его тело пустело и туда входила душа ведьмы.

Я уловил позади какой-то едва слышный звук. Повернувшись и уставившись на дверь, я увидел только черную пустоту.

– Осуществить такие преобразования непросто, – монотонно бормотал приглушенный голос. – Чтобы пережить эту метаморфозу и выдержать душу ведьмы, требовался крепкий сосуд, крепкое тело. Первый человек умер… и еще многие умерли… а ведьма все не могла найти достаточно сильное тело, способное удержать ее душу.

– Слушай! – перебил его я и уставился на дверь.

Мне померещилось нечто, напоминавшее металлический грохот.

А затем я отчетливо услышал, как дверь захлопнулась. Я быстро встал, чувствуя, что дыхание мое неровно. Не шевелясь, я ждал и наблюдал за дверью. Но звуков больше не было.

Кин поднял голову и вгляделся в меня. Поначалу я ничего не понял. Но потом увидел и, кажется, закричал.

Лицо Кина изменилось. Его выражение, подобное черной вуали, неосязаемой и нематериальной, я могу описать лишь как чистое зло. Это по-прежнему было лицо Кина, но в то же время – лицо демона. Но не это пронзило меня запредельным ужасом, заставив содрогнуться от мутящего страха. Глаза, которые смотрели на меня с отвратительного лица Кина, больше не были черными – они были желтыми, как у кошки!

Мне трудно вспомнить, что случилось потом. Кажется, монстр, которым стал Кин, поднялся из-за стола и жутковато улыбнулся, буравя меня демоническим взглядом. По-моему, я опять закричал, вспомнив звук из коридора – звук захлопывающейся двери, – и понял, что