Так я размышляла, попивая чай и временами даже погружаясь в дрему, пока солнце не опустилось за крыши домов и настали сумерки. Тогда я поднялась, накинула свою куртку, поправила висящую на поясе рапиру и отправилась к церкви Сент-Джеймс.

Кстати, не думайте, что я пошла туда без разведки. Во дворе церкви я побывала сразу же после того, как от меня драпанул Мейлер. Я прошла через железные ворота и направилась к церкви через просторный двор, почти целиком состоявший из лужайки, на которой под ярким, но еще прохладным весенним солнцем лежали несколько пришедших на обеденный перерыв работников Печей в своих оранжевых комбинезонах. Лужайка была подстриженной, но до сих пор неровной после того, как на церковном дворе во время давнишнего нашествия призраков уничтожили находившиеся здесь могилы. Впрочем, об этом я уже говорила.

Обнесенный высокой кирпичной стеной с запертыми на замки железными воротами церковный двор со всех сторон окружали здания. Неоклассический фасад церкви Сент-Джеймс виднелся на северном конце двора, а войти и выйти из него можно было либо через открытые восточные ворота со стороны Секфорд-стрит, либо через западные ворота со стороны Клеркенвелл Грин. Эти ворота соединяла простая забетонированная дорожка. Вторая дорожка, поменьше, вела в узкий переулок на южной стороне двора. В том месте, где дорожки пересекались, почти в центре церковного двора стояла одинокая черная деревянная скамья.

Я в глубокой задумчивости несколько раз прошлась мимо скамьи. Довольно любопытное место для встречи – с одной стороны, совершенно открытое, с другой – надежно спрятанное за церковной оградой. То, что место открытое, меня вполне устраивало, но мне не нравилось, что оно скрыто за кольцом стен.

Что там говорил мне в свое время Локвуд о том, что всегда нужно иметь вариант на случай поспешного отступления? Прежде чем вступить в контакт с потусторонним феноменом, жизненно важно изучить обстановку. Особое внимание при этом следует обратить на выходы и тупики. Зачем? Затем, чтобы точно знать, каким образом ты унесешь ноги, если ситуация вдруг выйдет из-под контроля. Немного подумав, я решила, что этот совет распространяется не только на призраков, но и на нечистых на руку работников Печей.

Я сделала несколько кругов по церковному двору, прикидывая расстояния, проверяя и перепроверяя все варианты, и, наконец, осталась довольна своей работой.

К тому времени, когда я направлялась отсюда в кафе, я могла уже по памяти нарисовать точный план двора. Теперь, спустя четыре часа, я готова была применить свои знания на практике.

С наступлением сумерек улицы в районе Клеркенвелла начали стремительно пустеть. Магазины закрывались, на их витринах загремели опускаемые железные ставни. Уже потрескивали, разгораясь, многочисленные призрак-лампы, оставшиеся прохожие спешили к метро, чтобы успеть на последние поезда. На тротуарах появились первые группы мальчиков и девочек из ночной стражи. Церковный староста ударил на колокольне Сент-Джеймс в колокол, извещая о наступлении комендантского часа.

Церковный двор освещен не был. Лампы горели только снаружи у его трех ворот, а внутри двор стал похож на раскинутый по земле черный парус. Сюда долетали только огни из горящих окон окрестных домов, бросавшие на траву бледные, редкие искорки света. Я вошла в церковный двор со стороны Секфорд-стрит (эти ворота находились дальше всего от черной скамьи) и сразу же прильнула к стене, давая глазам привыкнуть к царившему здесь полумраку.

На месте ли Мейлер?

Передо мной уходила вперед дорожка, она была светлее, чем трава на лужайках, и слегка поворачивала, напоминая ребро скелета. Посмотрев вперед, я нашла взглядом черную скамью на пересечении дорожек, и, прищурившись, увидела, что на ней кто-то сидит.

Значит, он пришел. Это хорошо. Но одни ли мы с ним здесь?

Я не спеша обшарила взглядом весь церковный двор. Все, вроде бы, тихо, спокойно, и никого не видно на всем пространстве между скамьей и окружающими двор стенами.

Сойдя с дорожки и стараясь не вступать в пятна льющегося из окон света на траве, я медленно пошла к скамье, не спуская глаз с сидящей на ней фигуры. Да, это был Гарольд Мейлер, точно. Я узнала и его куртку-анорак, и тощую, как веретено, фигуру. Он сидел спокойно, просто ждал, наклонив голову набок.

Бесшумно шагая по траве, я подходила все ближе. По дороге я сделала крюк, чтобы обойти сидящего Мейлера со всех сторон. Даже глядя на него со спины, было заметно, как спокоен Гарольд. Он по-прежнему сидел не шевелясь, раскинув руки на спинке скамьи, казалось, даже дремал.

Я замедлила шаги, потом совсем остановилась.

Гарольд всегда был парнем дерганым, нервным – как он может так беззаботно сидеть один, в темноте, придя на тайную и, конечно же, неприятную ему встречу? Как он может быть так спокоен, когда решается его судьба, когда его карьера, а может быть, и сама жизнь висит на волоске?

Его спокойствие чем дальше, тем сильнее начинало тревожить меня.

Я снова посмотрела на Гарольда Мейлера. Почему он так спокоен? Почему он не шевелится?

И почему, если вдуматься, под таким странным углом повернута его голова?

Почему?

Я положила руку на эфес своей рапиры и превратилась в стоящую на траве статую.

Затем зашевелились волоски у меня на затылке, налетел порыв холодного ветра и раздался невнятный потусторонний голос:

– Люси…

Уголком своего левого глаза я уловила появившуюся в воздухе фигуру. Она была мягкой, почти бесформенной, сотканной из бесчисленных теней. Фигура подлетела ближе, зависла на расстоянии вытянутой руки от меня. Я почувствовала идущий от фигуры нездешний, пронзающий насквозь, словно нож, холод. Услышав приветствие призрака, я невольно вздрогнула, скрипнула зубами, продолжая смотреть на скамью и сидящего на ней мертвеца со свернутой, как у цыпленка, шеей. Переводить взгляд на повисшую рядом со мной призрачную фигуру и особенно видеть ее лицо мне совершенно не хотелось.

– Гарольд? – хриплым шепотом спросила я.

– Люси…

– Что они с тобой сделали?

В ответ раздался только тихий треск. Скосив глаза, я увидела крупинки льда на рукаве своей куртки, морозный иней на своих башмаках. Левую сторону моего лица обожгло холодом, при каждом выдохе у меня изо рта вылетали облачка пара. Призрачная фигура была совсем рядом.

– Кто это сделал, Гарольд? Кто тебя убил?

В ответ мой мозг наполнил бессвязный набор слов, полных муки и смятения. Разобрать их я не могла.

Мой язык пересох и словно приклеился ко рту. Тяжело ворочая им, я заговорила:

– Скажи мне. Если ты мне скажешь, я смогу… Смогу помочь тебе…

Но действовать по формуле Карлайл я не могла. В этот раз – нет.

– Это сделала ты, Люси…

Краешком глаза я заметила, как к моему лицу потянулась полупрозрачная, словно сотканная из тумана, рука.