– А в какой квартире? – перебила я ее.

– Что – в какой?

– Ну. в какой именно квартире они живут без росписи?

– Дак не знаю, – развела она руками. – Но на глазок скажу, примерно то есть. Как подымитесь на четвертый этаж, то их дверь будет слева.

Бабка попалась термоядерная. Ее мужу нужно выдать медаль за отвагу – представляю, каково бедняге приходится. К Марине мы пошли втроем: я, Мирослав и Серега. И здесь нам наконец-то повезло. Дверь открыла сама Кузина. Правда, увидев меня, попыталась ее захлопнуть, но никто ей этого не позволил. Серега проворно просунул в щель кроссовок сорок пятого размера, надавил слегка, и мы вошли.

– Что вам надо? Я сейчас милицию вызову, а ну убирайтесь немедленно! – заголосила она, отступая вглубь квартиры по темному коридору.

– Я вот сейчас кого-то стукну и уйду, но ты этого уже не увидишь, – пригрозил Серега. – А ну рот прикрой! Милицию она вызовет!

– Мы сейчас сами милицию вызовем, – пригрозила я, – и ты им быстренько расскажешь, за сколько продала наши паспорта гражданке Свиридовой.

Тем временем мы продвинулись из коридора в комнатенку, обставленную облезлой мебелью шестидесятых годов, стены которой были обклеены дешевыми выцветшими обоями, а на окне бултыхалась тряпка, выполняющая роль занавески. Кузина забилась в угол, отгородившись от нас обеденным столом, и исподлобья взирала на нас совершенно затравленно. Мне стало стыдно. Она беременная, беззащитная, а мы втроем на нее…

– Марина, – заговорил Мирослав, – мы вам не причиним вреда, если вы нам все честно расскажите.

– Ага, нашли дуру! – огрызнулась она из своего убежища.

– Это в ваших интересах, – покачал головой Мирослав.

А Серега лениво двинулся к ней.

– Я закричу, – предупредила она срывающимся голосом.

– А я заплачу, – сказал Мирослав и достал пятисотку. – Давай, говори и получишь деньги. Будешь упираться – и получишь по морде.

Такая перемена в речи сыграла свою роль, а может, Кузина не переносила вида денег, в том смысле, что готова была на все ради презренного металла, в данном случае презренной бумаги. Но как бы то ни было, но она поспешно зачастила.

– Ладно, ладно, я вам как на духу! Клянусь, я не хотела, боялась, да только они уговорили. Мы ж соседки как ни как и должны по-бабьи друг дружке помогать. Они меня убеждали, что, мол, это дело правое, да и не узнает никто. Я же в декретный должна была уходить…

– Так, стоп. По порядку, пожалуйста, – прервал ее Мирослав.

– Так с чего ж начинать? – растерялась Марина. – Давайте сядем.

Мы расселись по колченогим стульям. И она начала свой рассказ. Оказывается, Свиридовы начали атаку заранее. То фруктами ее во дворе угощали, мол, беременным надо хорошо питаться, то на чай с пирогами зазывали, мол, очень она им симпатична, то кое-какую одежонку подкинули, которая должна была сгодиться при растущем животе. Буквально через месяц Марина стала считать, что обе женщины – ее закадычные подруги, искренне заботящиеся о ее здоровье. Они досконально знали ее сердечные тайны, сочувствовали ее бедам и печалям, давали советы, как покрепче привязать к себе мужика да отвадить от вредной матери. Ну и сами, конечно, делились. Из их откровений выходило так, что Лялечка попала в любовный капкан. У нее, дескать, начался пылкий роман с одним профессором, а какая-то гадина (извиняющийся кивок в мою сторону) решила профессора себе оттяпать. Лялечка страдает, профессор мучается, а бабенция козни строит. Из свиридовских откровений выходило, что Коржиков попал в лапы хитрой, распутной стерве, которая и по магическим салонам бегает, и соблазняет его разными диковинными штучками, отчего у профессора крыша съехала, и он задумал на ней жениться. Лялечка же сильно страдает, так как любит, но ничего поделать не может, куда ей такой скромной и чистой девочке тягаться с прожженной девахой, искушенной в подобных делах. Кузина все россказни принимала за чистую монету, ей и в голову не приходило заподозрить женщин во лжи. Обычная история: простенькой женщине опять не везет, более пронырливая и смазливая товарка отбивает у нее любимого жениха. Классический сюжет женского романа. А однажды вечером Светлана зазвала к себе Марину и давай рыдать. Поделилась новой бедой, дескать, она боится, что Лялечка с собой что-нибудь сделает, настолько сильно переживает бедняжка личную драму. «Боюсь ее одну дома оставлять, – причитала Свиридова, – а ну как до греха дойдет? Сама подумай, девочка в таком возрасте, что край как замуж надо. И тут все прекрасно складывалось с человеком почтенным, серьезным, состоятельным. И откуда ни возьмись эта проститутка, прости господи! Окрутила, заколдовала, увела из-под носа! Боюсь я, Мариночка, за Лялечку! Все таблетки из дома повыкидывала, чтобы от греха подальше…» Марина, добрая душа, не знала, чем женщину утешить, выражала бездну сочувствия и поносила мерзавку, вставшую на пути двух влюбленных. Она ничем не могла помочь бедной Лялечке, разве что заверять Светлану, что все сложится хорошо. И тут Свиридова сделала то самое непристойное предложение, о котором фильмы обычно снимают. Видимо, она прекрасно умела манипулировать людьми, уж такие сумела подобрать слова, что выходило, будто, решившись на должностное преступление, Кузина совершит благородный поступок, поможет восторжествовать добру.

– Понимаете, она же не знала, что я сама могу эти документы тихонечко изъять, – пояснила Кузина нам, – она думала, что я могу взятку дать кому надо.

Мы переглянулись с Мирославом – наивная дурочка, ее купили за медный грош.

– Светлана мне дала сто долларов, попросила их кому надо передать, чтобы, значит, заявления и паспорта выкрали. И пообещала, что еще даст сто, после того, как документы ей передам. Ох, как мне стыдно, если бы вы знали! Я же вас, девушка, запомнила, – обратилась ко мне Марина. – А когда вы еще и под машину попали, то мне плохо сделалось. Получилось, что я нагрешила, да еще как, если бы вы знали, что вас и не распишут вовсе, то и под машину бы не попали. А когда вы ко мне в больницу приехали, то я и вовсе испугалась, ведь думала, что меня не заподозрят. Но получалось, что вы меня раскололи! А я же эти деньги себе присвоила, значит, мне и отвечать! Вы не подумайте, что я завзятая преступница и такое проворачиваю направо и налево, просто так у меня судьба складывается, что ребенок может без отца остаться. А на что мне его растить? Вот и взяла эти сто баксов, а за одно и грех на душу! Кстати, у Светланы больше денег не оказалось, обманула насчет второй сотни, дала только тысячу рублей. Но мне и тех хватило, чтобы пеленок купить. Муж мой сейчас не работает, свекровь грозится из этой квартиры выкинуть меня с малышом… Простите меня, если можете… Наверное, ей было страшно, что я сейчас же побегу по магическим салонам и наколдую ужасную месть на ее глупую голову. Во всяком случае, на меня она глядела с вящим ужасом. Кажется, даже Серега с его бицепсами не производил на нее должного впечатления. Вот, блин, дела!

– Марина, спасибо вам за откровения! – сказал Мирослав. – Знаете, чистосердечное раскаяние действительно снимает часть греха с души преступника, это не пустые слова. А вы сейчас помогли женщине, которая никого ни у кого не уводила. Это ваши Свиридовы задумали женить на Лялечке богатого профессора. Ну ничего, не расстраивайтесь. Это вам за честность.