от настоятельства в Берлинском приходе, не только не сдал должности, но приступил к организации группы своих сторонников, что было уже посягательством на не принадлежавшую ему более паству и открытым бунтом против своего законного епископа. К этой группе пока и свелась вся епархия еп. Тихона. Конечно, прещению не подчинились, да и не для этого стремились к учреждению епархии. Хорошо известно, что в большинстве случаев никакого раскольника прещением не запугаешь. Само постановление заштатных епископов об учреждении новой епархии не только вопреки воле митрополита Евлогия, но даже без уведомления его, с церковно-правовой точки зрения было сплошным беззаконием. Миряне, клирики и епископы, не порвавшие общения после прещения с еп. Тихоном, оказались в положении запрещенных и раскольников. Прекратилось совершение и таинств. Карловчане оказались в положении обновленцев и григорьевцев. Так как митр. Евлогий был законным носителем в это время церковной власти, то более и не требовалось никаких актов со стороны высшей церковной власти. Подтверждение этой мысли мы находим в статье митр. Сергия об обществах, отделившихся от церкви, помещенной в целом ряде номеров Журнала Московской Патриархии.[48]

Само собой понятно, что встречные прещения Карловацкого Синода против митр. Евлогия были актами ничтожными, как и учреждение Германской епархии.

Если 1926 год за рубежом был ознаменован формальным утверждением Карловацкого раскола, то следующий 1927 год прошел в борьбе с этим расколом.

Подведем итоги всему, что мы наблюдали за этот год в жизни церкви в России и за рубежом. Этот год был годом крушения обновленчества. Однако церковная смута продолжала раздирать хитон Русской Церкви. В России появился новый откол: «григорьевщина». Зарубежные церковные расхождения завершились в этом году образованием Карловацкого раскола.

Все раскольничьи образования имеют одно общее между собой, будет ли то живоцерковство или григорьевщина или карловацкое согласие: они все порвали общение с Русской Церковью и через это порвали связь с церковью вообще. Как обновленцы не стали в церкви оттого, что с ними вошел в общение Константинопольский Патриарх, так же точно и общение с Сербской Церковью ничего не может изменить в отношении к карловчанам. Скорее, наоборот, общающийся с раскольником делается сам таковым. Поэтому всего правильнее считать, что всякое общение раскольников с какой-либо иной автокефальной церковью с момента отпадения перестает носить характер церковного общения. Русской Церкви в отношении ее чад принадлежит последнее и окончательное суждение по вопросам церковной дисциплины, и никакое вмешательство другой православной организации ничего изменить не может.

Нельзя не почувствовать и некоторую и даже немалую разницу в борьбе митр. Сергия с внутренними церковными отщепенцами и митр. Евлогия – с зарубежными. В бесконечно более трудных условиях пришлось вести митр. Сергию борьбу с легализованными расколами обновленцев и григорьевцев. Митрополит Евлогий вел эту борьбу, оставаясь в тех гражданских условиях, что и его противники. Митр. Сергий за время этой борьбы дважды был лишен свободы, митр. Евлогию в этом отношении ничего не угрожало. Читая последовательно послания и письма митр. Сергия за это время, вы чувствуете не только, как утончается формулировка отдельных положений, но как углубляется проникновенность в саму суть затрагиваемых вопросов. Может быть, иногда митр. Евлогий и проявлял в этой борьбе решительность, и даже излишнюю, но общая линия поведения была исполнена обывательского благодушия, которое только осложняло эту борьбу.

Во всяком случае, митр. Сергий и митр. Евлогий, в полном сознании своего долга охранять целость церкви от «производящих разделения», вступили в борьбу с отщепенцами и в той или другой степени обеспечили эту целость.

VII. Последние отпадения (1927–1931 гг.)

«Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10, 16).

«Когда наступит для него (христианина) стеснительное и трудное время, когда он будет гоним и уязвляем, тогда пускай отдаст все свое золото, серебро, тело свое попускает быть израненным… веру же Христову блюдет с великим опасением» (Из послания митр. Киприана).

В течение существования Христовой церкви на земле отношения ее к гражданской власти складывались далеко не одинаково. Эти разнообразные фактические отношения зависели от преходящего характера государственно-правовых явлений. Принципиальная же точка зрения церкви на этот вопрос была установлена совершенно определенно с самых первых времен существования ее на земле. Эта точка зрения вытекала из различия задач или целей существования государства, как естественного политического союза, и церкви, как благодатного общества, все устремления которого направлены в иной мир. Первое призвано строить земное существование с его материальными и внешними отношениями, вторая – создавать внутренние, духовные, основы спасения. Если царство Христово не от мира сего, то, казалось, земным правителям нечего бояться христианства. Ведь правители смертны, а формы государственного устройства преходящи, т. е. связаны с временным человеческим существованием, и никакая власть не претендует на руководство своими гражданами за пределами этого бренного существования.

В этом различии задач церковь и видит для себя возможность существования в любом государстве. Государственная же власть с самого начала существования церкви на земле готова была заподозрить ее в государственной измене. Однако ужасы гонения не поколебали принципиальных точек зрения церкви. Церковь не ввязалась в борьбу в целях создания обособленной территории или захвата государственной власти. В этом отношении христианство не оправдало ни опасений римских императоров, ни надежд иудейства, ожидавшего от Мессии свержения римского ига.

При всей явной несправедливости иудейских начальников и представителей римской государственности по отношению ко Христу, Он, однако, признает их земной государственный авторитет и не только предстает на суд, но и свидетельствует на суде, что власть им дана свыше. Таково же отношение и апостолов. Когда апостолы были приведены к первосвященнику, то Петр «исполнися Духа Св., сказал: начальники народа и старейшины Израильские». Итак, апостолы называют начальниками даже убивших Христа. Однако из дальнейшего ясно, что власть их не безгранична. Когда начальники запретили апостолам проповедывать Христа, то Петр и Иоанн сказали: «Справедливо ли вас слушать более, нежели Бога». Признание земных властей в области человеческих отношений, с одной стороны, и исполнение Божьего повеления, с другой, – вот та позиция, которая была определена тотчас по выступлении их на проповедь.

Этот случай сделался определяющим для всего последующего отношения христианства к государственной власти, так как соответствовал самому существу христианского миропонимания. Мученичество для первых христиан было неизбежным. И не простое страдание, как, скажем, страдание воина, политического борца, которые тоже страдают и жертвуют своей жизнью; но, принося в жертву ценнейший дар – свою жизнь, они покушаются на жизнь и благосостояние других и сами. Такие страдания можно назвать до известной степени справедливыми. И если они эти страдания переносят мужественно, то они уже герои.