для массы верующих вообще невозможен был переход на катакомбное положение. Не смогла стать катакомбной и сама оппозиция, но подпольной она стала, составляя прокламации против той же самой церковной власти, которая, с таким трудом преодолевая всевозможные затруднения, несла тяжкий крест церковного правления.

В ином положении находилось более умеренное течение. Его главным отличием было то, что к нему принадлежали некоторые иерархи. Представители этого течения, конечно, не позволяли себе никакой подпольной работы, даже осуждали деятельность первой группы, но своим брюзжанием, недоговоренными упреками отделяли себя от руководящего течения в Патриаршей церкви. Эта группа, состоящая, главным образом, из епископов, находившихся на покое, уклонялась от всяких конкретных послушаний, но все это делалось в формах допустимых, хотя, по существу, было дезертирством со стороны этой группы уклоняться от церковно-общественной работы. Если в этой группе были заметны уклоны в сторону эсхатологических ожиданий, то первая группа была ультра-общественная, можно сказать рвалась в бой с церковной властью, что, конечно, исключало наличность ожидания скорого конца мира. Едва ли не эта группа приложила старания к выступлениям митр. Агафангела? Намек на это мы имеем в том же послании митр. Петра, которое нам уже приходилось цитировать. В последнем абзаце этого послания читаем: «А посему подвергнутся строгому суду – осуждению – те, кто, прикрываясь благом церкви, станут употреблять усилия выдвинуть старца Божия (митр. Агафангела) на местоблюстительский пост, они будут чинить тяжкое преступление перед Св. Церковью».[51]

Ясно, что митр. Петр угрожает церковным осуждением не обновленцам и не агентам гражданской власти, для которых это не имело бы никакого значения. Итак, церковные течения, кроме основной группы, определились с одной стороны григорьевцами, а с другой двумя группами, по существу и образу действия различными, что, однако, не мешало иногда активистам использовать силы умеренных в своих целях.

Теперь вернемся к оставленному нами вопросу о легализации. Св. Патриарх в своем последнем послании, которое и было написано в целях легализации, всемерно осуждая выступления зарубежных иерархов и призывая быть искренними по отношению к существующей власти, писал: «Вместе с тем мы выражаем твердую уверенность, что власть отнесется к нам с полным доверием и предоставит возможность преподавать Закон Божий детям, иметь духовные учебные заведения и начать издательскую деятельность».[52]

Ясно, что предполагалась легализация: кому же иначе могла власть разрешить открытие учебных заведений и издательскую деятельность? Так обстояло дело в момент смерти Патриарха.

В 1926 году стремление к легализации приобретает более широкий церковно-общественный характер. Записка арх. Иллариона в этом отношении была одним из крупных фактов. В ней автор считает необходимым создание органа, который взял бы на себя созыв собора и подготовку к нему. Ясно, что столь широкие задачи могли быть удовлетворительно выполнены только учреждением, легально существующим. А все это возможно при одном непременном условии: лояльного отношения к советской власти. Поэтому собор, по мысли арх. Иллариона, должен «доказать полную непричастность и несолидарность со всеми политическими неблагонадежными тенденциями». Если к этому присоединить еще проект декларации к советскому правительству, составленный в Соловках для руководящего органа Патриаршей Церкви, с которой тот должен обратиться, то все это показывает, как была настоятельна эта потребность. Вот заключительные слова этого проекта: «Если предложения церкви будут признаны приемлемыми, она возрадует о правде тех, от кого это будет зависеть».[53]

В этом проекте находим наиболее обстоятельное раскрытие понятия лояльности. Люди, разделенные колоссальными пространствами от средней Волги до берегов Студеного моря, напряженно жили одними и теми же чувствами и мыслями.

Остановимся еще на одном факте. В г. Барнауле, между 15 и 18 февраля, состоялся съезд староцерковников, воспользовавшихся полученной арх. Григорием легализацией. На этом собрании, между прочими, выступал, по замечанию Обновленческого Вестника,[54] матерый сторонник Патриаршей Церкви, он выявил весь тот разброд, который существовал на местах. Он сказал: «Высший Церковный Совет, возглавляемый арх. Григорием, неканоничен, потому что сей совет самочинно захватил власть. Констатируя этот печальный факт, все же склоняюсь больше в сторону признания высшим церковным органом Высший Церковный Совет, как легальную организацию, имеющую возможность созвать Поместный Собор, тем самым ввести жизнь в каноническое и здоровое русло». И это говорил человек, который устоял от всех соблазнов живоцерковства. Полное расстройство сношений с центром служило немаловажной причиной, которая настоятельно требовала легализации. Настоятельная необходимость ее ощущалась повсюду. Поэтому уклониться от этого вопроса церковная власть не могла.

Как происходили переговоры и долго ли они велись митр. Сергием, все это сокрыто от нас. Только заключительный момент нам известен, когда митр. Сергий представил мотивированное ходатайство и проект декларации, с которой предполагал обратиться к пастве в случае удовлетворения его ходатайства. Это было 10 июня 1927 года. Митрополит Сергий направил свое ходатайство в Комиссариат Внутренних Дел из Н. Новгорода.[55]

Ходатайство содержит четыре пункта: 1) просьбу о регистрации его, митр. Сергия, как временно исполняющего обязанности Патриаршего Местоблюстителя, и о разрешении организовать канцелярию, которую он имел бы право перенести в Москву, 2) дать распоряжение на места о регистрации там органов Патриаршей церкви в целях восстановления местных органов, дабы иметь возможность через выборы и организацию на местах приступить к подготовке созыва Поместного Собора для избрания патриарха и восстановления уже постоянных органов церковного управления, 3) впредь до созыва собора разрешить созывать съезды архиереев от 5 до 15 человек, 4) разрешить издание печатного органа и разрешить организацию духовно-учебных заведений.

К ходатайству был приложен, как уже было сказано, проект декларации, принятый митр. Сергием и «единомышленными православными архиереями». Само ходатайство и этот проект стоят в тесной связи с соловецким проектом и запиской арх. Иллариона. Подчеркивая разницу мировоззрений существующей власти и церкви, авторы не отказываются от церковной точки зрения, но политически обязуются быть лояльными. Нельзя не отметить, что по вопросу о заграничном духовенстве был найден более мягкий выход, чем тот, который был намечен последним патриаршим посланием. Митр. Сергий предполагал исключить их из клира Русской Церкви и тем снять ответственность с нее за них.

29 июля сорганизованный митр. Сергием Синод обратился с посланием. Это послание стоит на тех же принципиальных точках зрения, что и проект, но переработано в связи с теми новыми обстоятельствами, которые имели место в это время. Верность всему церковному укладу в ней, пожалуй, еще более подчеркнута: «Оставаясь приверженцами православия, для которых оно дорого, как истинная жизнь, со всеми его догматами, преданием и со всем богослужебным и каноническим укладом, церковь принимает на себя обязательство быть лояльной перед существующим строем».[56]

Вот как оценивал московский корреспондент одного из эмигрантских органов