Итак, на сегодня концов заграничного имущества было не сыскать. Оставалось разобраться с московской частью. Ее беспокоило то, что предприимчивая Светлана отнимет у ее детей и квартиру, и загородный дом. Хотя после приватизации квартира принадлежала мужу, ей и детям в равных долях, и это хоть немного успокаивало. А вот с домом в Чивереве, в который она вложила много сил, средств и времени, с этой частью ее души, придется, видно, распрощаться навсегда. В любом случае от нее, Юлии, уже ничего не зависит. И, отметя все болезненные сомнения, она легла в больницу. И до конца сентября не покидала стен лечебного заведения.

Раза два ее навещали дети, регулярно заходил Геннадий Егоров. Ее девизом стало: не драматизировать, не накручивать себя и ничего не усугублять! Лечение было мучительным, и Юлия утратила, как ей стало казаться, вкус к жизни. Ко времени выписки из больницы она сняла маленькую, только что отремонтированную квартирку со всей необходимой мебелью в привычном для себя районе — на другой стороне Кутузовского проспекта. Геннадий помог ей перевезти чемоданы и устроиться. Целый месяц Юлия выходила из дома только при необходимости — в продуктовый магазин или в клинику.

Окружающая жизнь — телефонные звонки матери, новости с экрана телевизора, редкие встречи со знакомыми на улице — не оставляли в ее сознании никакого следа. Она редко включала свой сотовый телефон, совсем не испытывая в нем нужды, и даже не замечала его вечного молчания, пока однажды не пришел встревоженный Геннадий и не напустился на нее с порога.

— Если ты не умеешь заряжать телефон, то не надо было его покупать! — горячился доктор Гена. — Слушай, всему есть предел! Всякому отчаянию, всякой депрессии! Нельзя же до такой степени распускать себя!

— Гена, прости меня, я забыла, что его надо заряжать. У моего телефона энергетический кризис.

— Завтра среда, и ты, дорогая моя, пойдешь в Клуб. Уговаривать тебя мне некогда, хотя, я вижу, поработать с тобой придется. Ну, слушай и запоминай адрес…

Так Юлия впервые узнала о Клубе. И даже пошла туда — по одной простой причине: ей не хотелось ссориться с доктором Геной.

После знакомства в Клубе с Владимиром период затворничества в ее жизни закончился так же просто, как и начался. Он на удивление быстро стал для нее настоящим другом, и у них было много общего. А главное — общая судьба, хотя, как они шутили, "это еще не повод для знакомства".

У Владимира был ровный характер, веселый нрав предприимчивого и находчивого человека. Его кипучая натура жаждала деятельности. И еще в нем было какое-то особое, мужественное жизнелюбие, которого Юлия давно уже не встречала среди людей, окружавших ее до болезни, в «прошлой» жизни. Он быстро научился профессионально писать проекты для общественных организаций, виртуозно находил людей, которые становились спонсорами этих проектов, постоянно что-то выдумывал, о ком-то заботился, был занят устройством дел массы клиентов.

Юлия могла наблюдать эти его навыки и умения, потому что по его просьбе делала переводы текстов многочисленных проектов, заявок, писем. И чем больше она его узнавала, тем больше проникалась симпатией к новому другу.

Для нее, наверное, прошло еще слишком мало времени, чтобы ее тоска и скорбь утихли, хотя чувствовала она себя после первого курса антивирусной терапии неплохо. Теперь она могла переносить небольшие нагрузки, даже подумывала подновить свои знания на каких-нибудь курсах и пойти наконец работать. Несложные обязанности вроде бухгалтерского учета в небольшой фирме она вполне могла уже выполнять. Таким образом, у нее начала появляться уверенность в том, что, если потребуется, она сможет заработать себе на жизнь. А этот момент неотвратимо приближался. Средства, которыми она располагала, заканчивались.

В декабре, с приближением Нового года, зарубежные благотворительные организации, в которых работали в основном французы и голландцы, начали проводить различные акции и приемы для своих коллег — работников таких же российских благотворительных фондов, и Владимир предложил Юлии посетить прием московского отделения фонда "Врачи без границ". Это была одна из самых богатых благотворительных организаций, работавших в Москве, и вечер обещал быть интересным.

На приеме Юлия была очень привлекательна и с удовольствием воспользовалась случаем поболтать по-французски. Неожиданно открывшаяся возможность общения с людьми радовала ее.

Говорили о проблемах распространения наркотиков в школах, в благополучных районах города, среди детей из хороших семей. Ситуация была общей для многих европейских стран. И Юлия азартно обсуждала с молодой учительницей из Прованса схожесть этого явления в России и во Франции.

После приема Владимир, как у них уже было заведено, проводил Юлию до ее дома, и она пригласила его зайти. Несмотря на то что они достаточно интенсивно общались в последнее время, она продолжала держать дистанцию — не распространялась о своей прежней жизни и избегала приглашать его к себе. А теперь ей вдруг не захотелось оставаться одной. Это был первый визит Владимира в ее квартиру.

Он осмотрелся, пробежал глазами по книгам в гостиной.

— Это не мои книги, это — хозяйские, — прокричала Юлия из кухни, где она ставила чайник, — я снимаю квартиру.

— Выглядит она неплохо. Свежий ремонт, хорошая мебель…

— Да, хозяевам выгодно сдавать квартиру в таком состоянии, оплата выше. Да и мне приятно здесь жить.

Она вернулась к нему в комнату, и Владимир, присев с ней рядом на мягкий диван, осторожно взял ее руку в свои.

— Юля, ты потрясающая женщина. Я знаю тебя, как мне кажется, уже давно, а ты почти ничего не говоришь о своем прошлом. У тебя же была какая-то квартира, был дом — в той жизни, до заболевания? Почему ты сейчас снимаешь жилье?

— Да, дом был, недалеко отсюда. Я оставила квартиру мужу и детям.

— А как же дальше? Ты же не можешь снимать жилье всю жизнь?

— Не знаю. Пока могу, а дальше видно будет. Всегда ведь находятся какие-то варианты. Понимаешь, с мужем и детьми я бы не смогла жить — из-за страха заразить их, хотя умом понимаю, что это глупо. Думаю, это тревожит всех, кто знаком с нашим диагнозом.

Владимир, отбросив обычную веселость, погрустнел и стал рассказывать, что у него тоже в этом плане много проблем. Он просто помешался на гигиене, живя вместе со взрослыми детьми. А при мысли о будущих внуках ему становится особенно тяжело. Тогда, конечно, придется решать проблему кардинально, хотя он не представляет себе пока никаких вариантов.

Думать про детей Юлии было особенно грустно. Разлука с Павлом и Ксюшей давалась ей с безумным трудом, это был самый болезненный для нее вопрос. Владимир, заметив ее нежелание рассказывать о собственных детях, чтобы заполнить паузу, снова заговорил о своих:

— Мои рано остались без матери, которую я очень любил. И детей я вырастил фактически в одиночку. Да они не такие уж и взрослые: дочери — двадцать, сыну — двадцать три. Дочь еще учится, сын первый год работает. — Он сообщал все это с невольной гордостью, и Юлия не смогла не поделиться в ответ хотя бы минимальными подробностями собственных материнских забот.