Квин тут же обняла его и снова заплакала. Он погладил ее по спине и что-то зашептал на ухо, но потом один из кисточек грубо подтолкнул их и нас погнали вверх по холму. Связать нас не потрудились: все вокруг сжимали в обеих руках копья и мечи.

Потом кисточки начали гасить факелы, и вскоре мы уже шагали во мраке. Я подозревал, что кисточки отлично видят в темноте, но я не видел ни зги, только чувствовал небрежные удары, которыми награждали нас конвоиры. Дважды меня сильно стукнули по левому плечу, меня тыкали оружием в спину и пинали сзади по ногам. Кисточки все время молчали, и это почему-то делало их еще более зловещими.

Мы шагали вверх, и было ясно, что нас ведут в цитадель Хоба. Я не знал, что там с нами сделают, но не сомневался, что нас ждет смерть, а может, и что-нибудь похуже. Иногда потерпевших поражение бойцов забирали живыми и они не возвращались – так что же с ними творили?

А может, джинны отнимают наш разум и возвращают только тела? Я вспомнил девушку, пожирающую требуху на бойне, низведенную до животного состояния. Неужели такая же участь уготована и нам?

Несмотря на все уверения Квин, я не сомневался: перерезав веревку, я обрек себя на ту же судьбу, которая ожидала ее и Джона.

Из-за туч выглянула луна, и я увидел, что Джон и Квин идут впереди обнявшись.

Я пошел на такой отчаянный риск, а Квин на меня даже не смотрела. «Она просто использовала меня, чтобы попытаться спасти своего бойфренда, – сердито подумал я. – Они хотя бы могут утешить друг друга, а мне предстоит умереть одному!»

Я чувствовал себя оскорбленным и покинутым, но, сделав глубокий вдох, попытался перестать себя жалеть. Какое теперь все это имеет значение? Мы приговорены.

Я уставился в землю и перестал думать о Квин; я не думал вообще ни о чем.

Луну закрыли темные тучи, и мы еще минут десять поднимались в темноте, пока впереди не возникли массивные стены и изогнутые шпили цитадели Хоба, черневшие на фоне ночного неба.

Луна опять ненадолго появилась и осветила стены, сложенные из гигантских блоков неизвестного мне камня – он искрился, искажая лунный свет, словно проходивший сквозь призму и приобретавший слабый бронзовый оттенок.

Несколько мгновений спустя мы вновь нырнули в темноту, но я успел оглядеться по сторонам и заметить, что большинство кисточек рассеялись по склону, а нас остались сторожить около пары десятков.

Мы приблизились к цитадели, и я наконец разглядел массивные бронзовые ворота, а потом услышал то, от чего волоски у меня на загривке встали дыбом: фырканье и металлическое позвякивание. Между нами и воротами возникли три темных массивных силуэта. Сперва я подумал, что это посланцы Хоба, но тут полумесяц выглянул из-за облаков, и я увидел трех всадников, словно облитых сияющим серебром. Всадники были в кольчугах, у седла каждого висели два огромных меча. Я впервые в жизни видел таких коней, совершенно не похожих на громоздких приземистых тяжеловозов, таскавших баржи и повозки: передо мной гарцевали прекрасные гладкие чистокровки, с выгнутыми шеями, с ногами, словно созданными для стремительного бега.

К моему удивлению, всадники походили на гентхаев: смуглая кожа, орлиные носы, высокие скулы и длинные волосы, у одного – густые усы, скрывающие рот. Но таких гентхаев я никогда раньше не встречал. Передо мной были не лесники и не печальные грязные люди, торговавшие, а порой и просившие милостыню на окраинах Майпосина – нет, это были воины. И я заметил еще кое-что: нарисованные на их лицах длинные тонкие линии, сплетавшиеся в узор из дуг и завитков.

Человек в центре вытащил меч и послал коня вперед, и наши охранники тоже вскинули оружие. Некоторые кисточки держали короткие мечи, другие – копья, огромные изогнутые ятаганы или длинные шесты с прикрученными к ним проволокой ужасными с виду клинками. Но едва гентхаи ринулись к нам, кисточки рассыпались. Меня сбили с ног, я упал на колени и вскинул глаза, когда копыта простучали мимо.

Последовала короткая неравная борьба: шесть мечей сверкали и рубили до тех пор, пока воздух не зазвенел от криков. Кисточки с воем и воплями бросились в темноту – некоторые побежали вниз по холму, другие сумели заползти в узкие тоннели слева и справа от больших бронзовых ворот.

Спустя несколько секунд кисточек и след простыл, лишь окровавленные тела остались валяться на склоне.

Я встал и подошел к Квин и Джону.

Гентхаи уже возвращались вверх по холму, и усатый показывал мечом на бронзовые ворота цитадели.

Они проехали совсем близко, но даже не посмотрели в нашу сторону, и их вожак, направив коня к громадным воротам, забарабанил в них рукоятью меча. Он снова и снова яростно стучал, а потом начал кричать в ночь, и слова его гремели и отдавались эхом от высоких стен:

– Выходи и сразись с гентхаями! Выходи и встань лицом к лицу с людьми!

Но ответа не было. Каменные стены возвышались над нами, поблескивая бронзовыми искрами в бледном свете луны, но никто не вышел из ворот, никто не ответил на вызов.

Вожак снова забарабанил в дверь.

– Мы здесь, Хоб! Выходи и встреться с нами лицом к лицу! Выходи и сразись с нами, если посмеешь!

И вновь никакого ответа.

– Хоб нас боится! – воскликнул один из гентхаев. – Надо выломать ворота.

Но усатый вожак не согласился.

– Не этой ночью, брат, – властно сказал он. – Будь терпелив, наше время скоро придет.

С этими словами он повернул коня, повел свой маленький отряд вниз по холму и остановился прямо передо мной.

– Ты хорошо сражался, брат, – негромко сказал он – его зубы едва виднелись под бахромой усов. – Мы за тобой наблюдали.

Я не ответил, но почувствовал, как губы мои растянулись в улыбке. Однако следующие слова гентхая стерли улыбку с моего лица:

– Но настоящий воин прикончил бы тварь. Тебе еще многому предстоит научиться.

Он повернул коня, жестом велев следовать за ним, и мы зашагали вниз по холму в сторону Джиндина. То, что делали гентхаи, не нуждалось в объяснении – они провожали нас, охраняя от кисточек, все еще скрывавшихся в темноте.

Все шагали молча. Квин и Джон шли в обнимку; Квин все еще тихо плакала.

Когда мы добрались до первых домов, трое всадников остановили коней. Квин и Джон продолжали идти обнявшись, и я, подняв руку в благодарственном жесте, двинулся было за ними, но вожак окликнул меня:

– Подожди, брат.

Я повернулся, сделал несколько шагов вверх по склону и встал перед ним. Второй раз гентхай говорил мне «брат». В первый раз я не обратил на это внимания, приняв за обычное обращение, но теперь он сказал «брат» таким тоном, что я понял – он угадал, что во мне течет кровь гентхаев.

А потом до меня дошло, что на его лице вовсе не раскраска, а татуировка. Завитки и линии придавали ему свирепый и опасный вид.

– Как тебя зовут? – спросил гентхай, и я выпалил: