— Мадам, эти места свободны? — спросил он низким, приглушенным, немного хриплым голосом, тембр которого странным образом подействовал на Эрмин.

— Да, конечно, — немного смущенно пробормотала она.

Эрмин незаметно разглядывала его, пока он устраивался. Очень элегантный, высокий и стройный, незнакомец выглядел как джентльмен. Он снял бежевую льняную куртку и белый шарф и сел на свое место, держа в руке газету.

— Как сегодня жарко! — воскликнул он.

Эрмин не собиралась заводить разговор, поэтому промолчала. Тем не менее незнакомец смотрел на нее, словно ожидая ответа.

— Зима в этих краях мне больше по душе, — добавил он.

Молодая женщина отметила его необычный акцент и предположила, что перед ней француз.

— Простите, я чувствую, что докучаю вам, — внезапно произнес он. — Но я так счастлив, что наконец-то встретил вас!

— Что? — удивилась она.

— Я вас узнал. Вы знаменитая оперная певица Эрмин Дельбо, Снежный соловей. Я один из ваших преданных поклонников, мадам, и бесконечно благодарен случаю, который привел меня в это купе. Я сел в поезд в Шамбор-Жонксьоне и никак не мог найти себе место, поэтому переходил из вагона в вагон.

Заинтригованная, Эрмин окинула его взглядом. Ему было не меньше сорока лет, возможно, даже ближе к пятидесяти, поскольку его виски уже частично посеребрила седина. Но в нем присутствовала некая особая притягательность, несмотря на орлиный нос и худобу лица. Она исходила от его серо-зеленых глаз, ясный взгляд которых напомнил ей взгляд Овида Лафлера. Смуглый цвет лица и красиво очерченный рот придавали мужчине чувственную привлекательность.

— Что вы увидели на моем лице, мадам? — со смехом спросил он.

— Ничего особенного! По правде говоря, мне кажется, я вас уже где-то видела, — призналась она.

— В таком случае я польщен тем, что привлек ваше внимание. На самом деле я один из ваших самых прилежных зрителей. Я слышал вас в «Фаусте», в «Богеме», в «Травиате» и даже во время войны, в опереттах, включенных в репертуар Капитолия. А в прошлом году я аплодировал вам в Монреальской опере.

— Вы имеете в виду «Мадам Баттерфляй»? Я долго раздумывала, стоит ли мне играть эту роль, учитывая, что моя внешность далека от японской… Но это было глупо, поскольку макияж творит чудеса.

— У вас есть преимущество: вы стройны и очаровательны! Я видел эту оперу с очень дородной обладательницей сопрано: уверяю вас, эффект совсем не тот! А ваш голос уникален и прекрасен. Пресса так превозносила талант Соловья, что я решил вас послушать. Для меня это стало настоящим открытием! Вы заслуженно носите свое прозвище. Да, благодаря вам я пережил незабываемые часы.

Незнакомец закашлялся сухим и, по всей видимости, болезненным кашлем. Эрмин тут же прониклась к нему сочувствием. Она даже подумала, что мужчина, возможно, болен туберкулезом, этой ужасной болезнью, от которой чудом излечился ее отец.

— Простите, — тихо извинился он. — Я не привык так много говорить. Просто я в восторге от вашего голоса. Мой-то больше напоминает кваканье жабы или крик вороны.

— Вы слишком суровы к себе, — с улыбкой ответила Эрмин.

Молодая женщина была рада общению с поклонником оперного искусства. Эта область увлекала ее с самого детства, и она могла бесконечно разговаривать на эту тему. Она с нежностью вспомнила своего отца, который с удовольствием поддерживал такие беседы долгими зимними вечерами.

«Боже мой, если этот мужчина болен чахоткой, значит, он сойдет на станции Лак-Эдуард: там находится туберкулезный санаторий, где несколько лет назад лечился папа. Какое несчастье! Хорошо, что медицина с тех пор продвинулась вперед благодаря открытию антибиотиков. Но некоторые утверждают, что лекарство может оказаться хуже самой болезни»[12].

Она заметила, что поезд замедлил ход, как раз подъезжая к станции Лак-Эдуард.

— Я здесь пела, — мягко произнесла она. — На путях произошла серьезная авария, всех пассажиров эвакуировали и разместили в санатории. Стояла зима, я ехала на прослушивание в Квебек. На следующий день после этого происшествия я вернулась домой.

— Почему же вы не продолжили путь?

— Скажем так, мне это показалось недобрым знаком. Я тогда ехала с младенцем нескольких месяцев от роду, моим старшим сыном. Я сожалела, что подвергла его такому риску.

Он промолчал, прислушиваясь к шуму голосов, доносившемуся с перрона. Люди ринулись в вагоны, переговариваясь и окликая друг друга. Эрмин в глубине души надеялась, что мужчина покинет купе. Но этого не произошло.

— Я еду до Квебека, — подчеркнул он, словно прочитав ее мысли. — И это естественно, поскольку через два дня вы будете там петь. Снова «Богема» нашего любимого Пуччини, а затем «Вертер»[13].

— Бог мой, да вы прекрасно информированы, месье! — удивилась она.

— Для этого не нужно быть семи пядей во лбу! Достаточно раздобыть программу летнего сезона. Но я на редкость невежлив, поскольку до сих пор не представился. Родольф Метцнер, гражданин Швейцарии и страстный любитель музыки.

С этими словами он склонил голову в легком поклоне. Состав снова тронулся с места. Испытывая все большее замешательство, Эрмин вежливо улыбнулась.

«Боюсь, мой сосед собирается болтать всю дорогу. Тошан со своей ревностью не подумал об этом. Господи, я чувствую себя не в своей тарелке! Если я усну, этот мужчина будет меня разглядывать. Если я пойду в ресторан, он обязательно присоединится ко мне или пригласит за свой столик. Мне не повезло. Встретить своего пылкого почитателя здесь, в поезде!»

— Была рада с вами познакомиться, месье, — немного помолчав, сказала она.

Это прозвучало как знак окончания беседы. Чтобы нагляднее продемонстрировать свое нежелание общаться, Эрмин достала из сумки роман Пьера Лоти «Исландский рыбак». Она открыла книгу наугад и принялась читать с сосредоточенным видом. Родольф Метцнер больше ее не беспокоил.

Валь-Жальбер, тот же день

— Лоранс, Мари-Нутта, помогите мне! Я хочу перенести этот диван в гостиную, и еще тот маленький комод из сосны.

— Но, бабушка, он гораздо нужнее на кухне. Мы же никогда не ходим в гостиную, — удивилась Лоранс. — И потом, дедушке не нравится, когда ты переставляешь мебель. Он говорит, что это не ваш дом!

— Мне на это плевать, — ответила Лора. — Черт возьми, я и так все потеряла, незачем изводить меня такими мелочами! В комнате нам будет лучше. Я жду гостя и не собираюсь принимать его среди запахов жареного сала и подгоревшего кофе.