– Кого ни ткни – все такие шутники.

– Большое значение имеют два показателя: количество влаги в почве и вес трупа до начала разложения. Поскольку в каждом организме свои, уникальные пропорции жировой и мышечной ткани, при отсутствии трупа я использую стандартный вес в сто пятьдесят фунтов, а потом применяю корректирующий фактор. Думаю, не промахнемся, заключив, что вес твоего неизвестного покойника колебался в пределах от ста пятидесяти до трехсот фунтов?

– Пожалуй, да… но это же значит, что диапазон времени изрядно увеличится?

– Боюсь, что так. Ты не пробовала прикинуть на глазок?

Поскольку выделение жирных летучих кислот прекращается при 1285 СГД плюс-минус 110, это дает возможность очень приблизительно вычислить давность наступления смерти, разделив среднесуточную температуру дня, в который был найден труп, на 1,285. Я уже проделывала это для Люси Кроу. Средняя температура вчера в Брайсон-Сити была 18 градусов по Цельсию (64 по Фаренгейту), и таким образом максимальная давность наступления смерти составляла семьдесят один день.

– К концу этого срока должна была произойти полная скелетизация, и выработка ЛЖК полностью прекратилась.

Ласло глянул на настенные часы.

– Что ж, поглядим, насколько ты была точна.

Он поднялся, процедил и повертел образец почвенного раствора, проверил его кислотность – а затем поместил пробирку в газовый хроматограф. Закрыв и запечатав камеру и установив настройки, Ласло повернулся ко мне:

– Подождем еще пару минут. Хочешь кофе?

Вернувшись, мы увидели на мониторе зубчатый ряд разноцветных пиков и список компонентов и их концентрации.

– Каждый зубец показывает концентрацию летучей жирной кислоты на грамм сухого веса почвы. Прежде всего введу поправку на разжижение и влажность почвы.

Ласло нажал несколько клавиш.

– Теперь я могу вычислить СГД для каждой ЛЖК.

Он начал с масляной кислоты.

– Сумма градусо-дней – семьсот.

Он последовательно выполнил вычисления для каждой разновидности кислот. Значения СГД – за одним исключением – укладывались в предел от 675 до 775.

– Теперь я использую данные Национальной метеорологической службы, чтобы определить количество дней, необходимых для достижения шестисот пятидесяти семи – семисот семидесяти пяти СГД. Потом, возможно, придется внести поправки, если значения для места, где был найден труп, будут отличаться от официально зарегистрированных температур. Как правило, я предпочитаю знать такое заранее, но серьезной проблемы в этом нет.

Он опять пробежался по клавишам. Я затаила дыхание.

– От сорока одного до сорока восьми дней. Вот он, твой разброс. Согласно твоим расчетам, полная скелетизация трупа должна была произойти через семьдесят один день.

– Значит, смерть наступила шесть-семь недель назад.

Ласло кивнул.

– Однако имей в виду, что эти временные рамки основаны на приблизительном, а не точном значении предсмертного веса.

– И в то время, когда появилось пятно, труп еще был покрыт плотью и активно разлагался.

Ласло опять кивнул.

– Но у меня нет трупа.

– «И никто не любит меня»[52].

Я поехала прямиком в офис Люси Кроу. Дождь прекратился, но угрюмые тучи все так же толпились над вершинами гор, тесня друг друга набрякшими дождевой водой утробами.

Шериф сидела за столом времен Гражданской войны и ела корн-дог[53]. Увидев меня, она вытерла рот и ловко запустила палочку и скомканную обертку в корзину для мусора в противоположном конце комнаты.

– Два очка, – оценила я.

– Точно в корзину. Не коснувшись края.

Я положила перед ней распечатку и села. Люси оперлась локтями о стол, прижала пальцы к вискам – и целую минуту изучала профиль ЛЖК. Наконец она подняла голову.

– Думаю, вы сейчас объясните, что все это значит.

– Летучие жирные кислоты.

– То есть?

– За стеной того дома разлагался труп.

– Чей?

– Судя по пропорциям ЛЖК, предположительная давность наступления смерти – от шести до семи недель. Дэниела Ванета видели в последний раз в июле, заявление о пропаже без вести подали в августе. Сейчас октябрь. Сосчитайте сами.

– Предположим, я приму это допущение, хотя и не факт, что приму… но каким образом ступня Ванета оказалась на месте крушения?

– Если запах разложения учуял Бойд, то же самое могло произойти и с койотами. Скорее всего, они выволокли ступню из-под стены. Там есть зазор – в том месте, где выпали камни из фундамента.

– Ступню выволокли, а все остальное бросили?

– До всего остального они, по всей вероятности, не сумели добраться.

– Но каким образом Ванета угодил в тот огороженный двор?

Вместо ответа я пожала плечами.

– И как он умер?

– Это уже вопрос к шерифу. Мое дело – наука.

Снаружи, в коридоре, Хэнк Уильямс проникновенно пел «Long-Gone Lonesome Blues». Из-за помех музыка звучала так, словно доходила из другой эпохи.

– Этого достаточно, чтобы получить ордер? – спросила я.

Шериф опять потратила целую минуту на изучение распечатки. Наконец она подняла голову и посмотрела на меня убийственным взглядом. И протянула руку к телефону.

Когда я покинула офис шерифа, падал легкий дождик. Огни фар, сигналы светофоров и вспышки неоновых вывесок причудливо мерцали и переливались в ранних сумерках. В воздухе стоял сильный запах скунса.

Во дворе «Дома на холме» Бойд лежал в своей будке и, уткнувшись мордой в передние лапы, зачарованно следил за тем, как падают дождевые капли. Услышав мой оклик, пес поднял голову и посмотрел на меня так красноречиво, намекая на то, что я задолжала ему прогулку. Видя, что намек не действует, он шумно вздохнул и снова уронил морду на лапы. Я наполнила миску Бойда едой и ушла, оставив его размышлять о несовершенстве насквозь промокшего мира.

В доме было тихо. Я поднималась наверх под размеренное тиканье напольных часов Руби. Из номеров не доносилось ни звука.

Повернув в конце коридора, я с удивлением увидела, что дверь «Магнолии» чуть приоткрыта. Я решительно толкнула ее… и остолбенела.

Кто-то основательно перерыл все ящики в номере и разворотил постель. Содержимое дипломата вывернули на пол, повсюду были в беспорядке разбросаны бумаги и картонные папки.

В моем сознании непрерывно звучало одно и то же слово: «Нет! Нет! Нет!»