Диоген оказался в Мегарах, — вполне естественно: этот город находился как раз между Афинами и Коринфом, с которыми, как мы знаем, великий киник преимущественно ассоциировался, и их никак нельзя было миновать по пути от одного из этих пунктов до другого, в какую бы сторону ни идти. Менее очевидны мотивы для визита в далекий Минд — маленький греческий городок на юго-западе Малой Азии: чтобы попасть туда, нужно было переплыть Эгейское море. Похоже, наш герой, помимо прочего, просто любил путешествовать.

«Возвращаясь из Олимпии, на вопрос, много ли там было народу, он ответил: «Народу много, а людей немного»… Говорят, что когда Фрина посвятила в Дельфы золотую статую Афродиты, он написал на ней: «От невоздержности эллинов» (Диоген Лаэртский. VI. 60).

Таким образом, появлялся Диоген и в двух крупнейших религиозных центрах общегреческого значения, упомянутых в данной цитате. Олимпия со своим святилищем Зевса была знаменита прежде всего проводившимися там Олимпийскими играми, на которые раз в четыре года стекались колоссальные толпы зрителей; как ясно из контекста, именно по этому поводу пришел туда и синопский изгнанник. Дельфы же уже упоминались в связи с тамошним оракулом Аполлона. Этот священный город служил как для других греческих государств, так и для частных лиц местом, куда они престижа ради отправляли богатые приношения. Упомянутая тут Фрина была самой знаменитой афинской гетерой (конечно, скандально знаменитой), красавицей из красавиц.

С этой Фриной, кстати, связана одна интересная история. Как-то ее привлекли к суду по обвинению в безнравственном поведении. Она, будучи, конечно, богатой женщиной, обращалась к лучшим адвокатам с просьбой защищать ее. Навсе отказывались, считая процесс заведомо проигранным ввиду очевидности улик. В конце концов согласился выступить в защиту знаменитый оратор Гиперид, и сам бывший в числе ее клиентов. Свою речь на суде он построил необычно и неожиданно. Понимая, что бессмысленно доказывать невиновность Фрины, он вместо этого прибег вот к какому «аргументу»: «Когда ее вот-вот уже должны были осудить, Гиперид, выведя ее на середину и порвав одежды, показал ее грудь, и, когда судьи увидели красоту этой женщины, они оправдали ее» (Псевдо-Плутарх. Жизнеописания десяти ораторов. 849е){112}.

Что же касается Диогена, есть также свидетельства о некоторых других его поездках, но они не столь однозначно достоверны. На основании одного из них, например, вроде бы можно заключить, что он ездил в сицилийские Сиракузы и наблюдал нравы при дворе тамошнего тирана Дионисия, имя которого в разных контекстах неоднократно появлялось выше{113}: «На вопрос, как обращается Дионисий с друзьями, он (Диоген. — И. С.) ответил: «Так же, как с мешками; полные подвешивает в кладовой, а пустые выбрасывает» (ДиогенЛаэртский. VI. 50).

Впрочем, об обычаях всесильного тирана наш киник мог ведь узнать и с чужих слов: ведь многие тогдашние философы становились его гостями — и Платон, и Аристипп… В связи с этим еще парочка анекдотов. «Однажды, заметив, что Платон на роскошном миру ест оливки (весьма дешевое кушанье. — И. С.), он (Диоген. — И. С.) спросил: «Как же так, мудрец, ради таких вот пиров ты ездил в Сицилию, а тут не берешь даже того, что стоит перед тобою?» — «Клянусь богами, Диоген, — ответил тот, — я и в Сицилии все больше ел оливки и прочую подобную снедь». А Диоген: «Зачем же тебе понадобилось ехать в Сиракузы? Или в Аттике тогда был неурожай на оливки?» (Диоген Лаэртский. VI. 25). Заметим здесь, что именно аттические, афинские маслины считались лучшими в греческом мире{114}.

«Платон, увидев, как он моет себе овощи, подошел и сказал ему потихоньку: «Если бы ты служил Дионисию, не пришлось бы тебе мыть овощи»; Диоген, тоже потихоньку, ответил: «А если бы ты умел мыть себе овощи, не пришлось бы тебе служить Дионисию» (Диоген Лаэртский. VI. 58). Нет, Диоген в этих эпизодах не предстает человеком, который помчался бы ко двору тирана, жившего, естественно, в роскоши и уделявшего от этой роскоши тем, кто прибывал к нему.

Выше упоминался еще отзыв нашего героя о приношениях в святилище на острове Самофракии; но из этого тоже еще не проистекает со всей безусловностью, что он в этом святилище побывал: опять же мог услышать о нем от других. А вот особенно интересное (и особенно проблематичное) свидетельство, отправляющее Диогена к другому двору — ко двору Филиппа II, царя Македонии: «Стоик Дионисий[37] говорит, что при Херонее Диоген попал в плен, был приведен к Филиппу и на вопрос, чем он занимается, ответил: «Слежу за твоею ненасытностью». Изумленный таким ответом, царь отпустил его» (Диоген Лаэртский. VI. 43).

Итак, получается, Диоген побывал и у Филиппа, хотя и не по своей воле? Но в истинности сего сообщения приходится усомниться. В нем упомянута битва при Херонее (338 г. до н. э.) — фатальное сражение, в котором решался вопрос, быть ли Филиппу II гегемоном Эллады. На одной стороне — он сам во главе македонского войска; на другой — армия союза, созданного рядом греческих полисов (Афинами, Фивами, Коринфом и др.). Филипп победил, и гегемония упала ему в руки.

Коль скоро Диоген попал в плен, то, значит, он якобы участвовал в битве. Но каким образом он мог оказаться среди сражающихся? Полисные вооруженные силы комплектовались из граждан, а уроженец Синопы после изгнания оттуда не имел никакого гражданства. Пошел добровольцем? Но мы уже достаточно узнали его как личность, чтобы начисто исключить такую возможность. Что за дело ему было до того, подчинятся греки Филиппу или нет? Наконец, добавим, что в то время, о котором идет речь, философу было около 75 лет; в таком возрасте не воюют. Одним словом, перед нами очередной «фейк».

Куда сложнее решить вопрос «фейк или не фейк?» применительно к другому эпизоду, в котором Диоген тоже попадает в некое место против своего желания. Местом этим был остров Крит, где его продали в рабство, о чем мы говорили не раз, но пока мимоходом. А теперь надлежит остановиться на этой проблеме подробно и прежде всего рассмотреть источниковый материал.

«Когда его продавали в рабство, он вел себя с необыкновенным достоинством. Дело было так: когда он плыл на корабле в Эгину[38], его захватили в плен пираты во главе со Скирпалом; они увезли его на Крит и продали в рабство. На вопрос глашатая, что он умеет делать, он сказал: «Властвовать людьми» — и добавил, указав на богато одетого коринфянина — это был вышеупомянутый Ксениад: «Продай меня этому человеку: ему нужен хозяин». Ксениад купил его, отвел в Коринф, приставил