большинстве греческих полисов, безусловно, применялся рабский труд, в некоторых из них — даже в значительном количестве, но вряд ли можно сказать, что они совсем не могли обходиться без рабовладения, что оно определяло характер их общества. Все-таки греческая античность — в основе своей крестьянская, а не рабовладельческая цивилизация.

* * *

Коль скоро речь зашла о том, как Диоген оказался в рабском статусе, мы сделали этот экскурс о рабах и рабстве, дабы развеять некоторые мифы, бытующие в связи с феноменом древнегреческого рабовладения. А теперь вернемся к нашему герою. Есть во всей этой истории с ним один смущающий нюанс: в свидетельстве источника сказано, как мы помним, что философ был захвачен пиратами, когда плыл на Эгину, и отвезен на рабский рынок.

В принципе пираты именно так и поступали со своими жертвами. Точнее, овладев кораблем с пассажирами, морские разбойники сразу производили их «сортировку»: людей, по их оценке, состоятельных они оставляли у себя в качестве заложников и приказывали им писать своим домашним письма с просьбой прислать выкуп. А тех своих пленников, с которых, как они видели, взять нечего (Диоген, разумеется, относился именно к этой категории), продавали в рабство.

Смущает место, где будто бы произошел захват. Если Диоген направлялся на Эгину из Афин, крайне трудно представить себе нападение пиратов на везшее его судно. Этот остров настолько близок к Аттике, что его хорошо видно с афинского акрополя[40]. Тамошние места были весьма бойкими, оживленными; рядом находился порт Пирей со стоянкой военных кораблей. Как бы ни были наглы пираты, вряд ли они решились бы на столь дерзкую акцию на этом участке Эгейского моря. Эти господа, как известно, обычно выбирают для своего промысла уголки пустынные.

Разве что Диоген плыл на Эгину не из Афин (в источнике ведь не сказано, что именно оттуда), а, например, из Малой Азии, которую, как мы знаем, он посещал. Тогда, конечно, у пиратов было более чем достаточно возможностей для атаки.

Итак, наш мыслитель становится рабом — но рабом отнюдь не из рядовых. Он теперь воспитатель сыновей Ксениада, а одновременно — нечто вроде управляющего его домохозяйством, да и в целом «хозяин своего хозяина», который во всем слушается его. «Клеомен (киник одного из следующих поколений. — И. С.) в сочинении под названием «О воспитании» говорил, будто ученики хотели выкупить Диогена, но он обозвал их дураками, ибо не львам бывать рабами тех, кто их кормит, но тем, кто кормит, — рабами львов, потому что дикие звери внушают людям страх, а страх — удел рабов» (Диоген Лаэртский. VI. 75).

Согласно этой традиции, Диоген, отказавшись от выкупа, так и остался рабом, продолжал воспитывать господских детей, в рабстве и скончался. В принципе знаменитого киника с его отношением к жизни и рабское положение ничуть не обременило бы. Однако тут мы сталкиваемся с некоторыми несообразностями. Вот достаточно подробный пассаж, посвященный этому периоду биографии нашего героя:

«Евбул в книге под названием «Продажа Диогена» рассказывает, что Диоген, воспитывая сыновей Ксениада, обучал их кроме всех прочих наук ездить верхом, стрелять из лука, владеть пращой, метать дротики; а потом, в палестре[41], он велел наставнику закалять их не так, как борцов, но лишь настолько, чтобы они отличались здоровьем и румянцем. Дети запоминали наизусть многие отрывки из творений поэтов, историков и самого Диогена; все начальные сведения он излагал им кратко для удобства запоминания. Он учил, чтобы дома они сами о себе заботились, чтобы ели простую пищу и пили воду, коротко стриглись, не надевали украшений, не носили ни хитонов, ни сандалий, а по улицам ходили молча и потупив взгляд. Обучал он их также и охоте. Они в свою очередь тоже заботились о Диогене и заступались за него перед родителями. Тот же автор сообщает, что у Ксениада он жил до глубокой старости и когда умер, то был похоронен его сыновьями» (Диоген Лаэртский. VI. 30–31).

Нетрудно заметить, что тот чрезвычайно «приглаженный» образ Диогена, который представлен в этом рассказе, совсем не вяжется с тем его ершистым образом, который нам уже хорошо знаком и, безусловно, является аутентичным. Здесь наш герой изображен как человек абсолютно добропорядочный — прямо-таки сама благопристойность. Он больше походит не на киника, а на стоика, и, скорее всего, данная традиция о нем сложилась позже именно в стоических кругах. Настоящего же Диогена и в целом довольно трудно представить в роли воспитателя детей, да, честно говоря, трудно представить себе и родителя, который подпустил бы его к детям: уж он их такому бы научил!

По всей видимости, перед нами очередная легенда, а в действительности Диоген если и побывал в Коринфе в рабстве, то довольно быстро освободился и стал с тех пор жить на два города. «Диоген Синопский, бежав из Синопы, прибыл в Элладу; там жил он то в Коринфе, то в Афинах, утверждая, что подражает в образе жизни самому персидскому царю, который проводил зиму в Вавилоне и Сузах, а иногда в Бактрах, то есть в самых теплых областях Азии. Летом же он жил в Экбатанах Мидийских, где стоит всегда прохладная погода, похожая на зиму в районе Вавилона. Вот и Диоген менял свое местожительство в соответствии с временами года… Город Афины расположен в долине на юге Аттики… Понятно, что зима там мягкая; Коринф, напротив, летом овевают холодные ветры, всегда дующие со стороны заливов… Эти два города намного красивее, чем Экбатаны и Вавилон… Впрочем, Диогена все это мало волновало. «Персидский царь, чтобы сменить резиденцию, должен преодолевать весьма солидные расстояния: ему приходится проводить в дороге большую часть зимы и лета. Мне же, — говорил Диоген, — не составляет труда, остановившись на ночлег близ Мегар, на следующий день оказаться в Афинах» (Дион Хрисостом. Речи. VI. 1–6).

Если в Афинах философа всегда ожидал его излюбленный пифос, то в Коринфе он избрал местом своего обитания пригородный гимнасий Краний, ставший, так сказать, филиалом афинского Киносарга — «родины» кинизма. Ибо понятно, что среди коринфян у Диогена тоже появились ученики и последователи. В начале книги нами уже говорилось о том, что и умер он, согласно одной из версий, именно там, в Крании; впрочем, другие авторы считали, что это произошло в Афинах. Есть что-то глубоко символичное в том, что мы в точности не знаем, где скончался и был похоронен этот первый космополит и вечный скиталец. И, наверное, никогда не узнаем. Коринфяне, правда, показывали близ своего города памятник Диогену — статую собаки на колонне. Но памятник