его воспитателем к своим сыновьям и доверил ему все хозяйство. И Диоген повел его так, что хозяин повсюду рассказывал «В моем доме поселился добрый дух» (Диоген Лаэртский. VI. 74).

Это основной рассказ по интересующему нас сюжету; к нему примыкают, отчасти дублируя, несколько других. «Менипп (писатель-киник, III в. до н. э. — И. С.) в книге «Продажа Диогена» рассказывает, что когда Диоген попал в плен (к пиратам. — И. С.) и был выведен на продажу, то на вопрос, что он умеет делать, философ ответил: «Властвовать людьми» и попросил глашатая: «Объяви, не хочет ли кто купить себе хозяина?» Когда ему не позволили присесть, он сказал: «Неважно: ведь как бы рыба ни лежала, она найдет покупателя». Удивительно, говорил он, что, покупая горшок или блюдо, мы пробуем, как они звенят, а покупая человека, довольствуемся беглым взглядом. Ксениаду, который купил его, он заявил, что хотя он и раб, но хозяин обязан его слушаться, как слушался бы врача или кормчего, если бы врач или кормчий были бы рабами» (Диоген Лаэртский. VI. 30–31).

«Ксениаду, когда тот его купил, Диоген сказал: «Смотри, делай теперь то, что я прикажу!» — а когда тот воскликнул: «Вспять потекли источники рек!»[39] — сказал: «Если бы ты был болен и купил себе врача, ты ведь слушался бы его, а не говорил бы, что вспять потекли источники рек?» (Диоген Лаэртский. VI. 36).

* * *

Имеет смысл прерваться и немного поразмыслить по поводу тех абсурдных и диких на современный взгляд реалий, которые проходят перед нами. Людей продают на рынке. Подходят разборчивые покупатели, рассматривают, выбирают, прицениваются. А «живой товар» еще и в разговоры вступает со своим будущим владельцем…

Парадоксы общества, в котором наличествует феномен рабовладения. Для античных греков оно считалось чем-то само собой разумеющимся, не подлежащим обсуждению: человек может принадлежать человеку. В Элладе сложилось так называемое классическое рабство, которое отличалось от патриархального рабства, характерного для древневосточных обществ и для ранних этапов древнегреческой истории, тем, что статус раба был максимально далек от статуса свободного.

В сущности, раб не считался даже полноценным человеком; он был (во всяком случае, в идеале, в теории) живым орудием труда, мало чем отличавшимся от домашнего скота. По справедливому суждению многих ученых, именно в античном обществе раб был наиболее рабом, а свободный — наиболее свободным.

Количество рабов в Афинах V–IV вв. до н. э. является предметом дискуссий. Некоторые античные авторы, — впрочем, поздние и не слишком достоверные — называют колоссальную цифру — 400 тысяч человек (притом что всех афинских граждан вместе с членами семей было менее 200 тысяч, а метэков с членами семей — около 30 тысяч). В современной науке эта цифра, как правило, не вызывает доверия и воспринимается как риторическое преувеличение. Согласно более взвешенным и осторожным оценкам, рабов в афинском полисе классической эпохи было порядка 90—100 тысяч. Впрочем, вряд ли когда-нибудь удастся установить их численность сколько-нибудь точно: естественно, рабы, в отличие от граждан и метэков, не вносились ни в какие переписи. Во всяком случае, около трети всех жителей афинского государства было рабами. Это примерно совпадает с общей их количественной ролью в античную эпоху: считается, что в среднем соотношение свободных и рабов составляло примерно 2:1. Треть — это много, реально много; но все-таки никак нельзя утверждать (как подчас делается в учебниках), что, дескать, рабы составляли большинство населения.

Как человек мог стать рабом? Чаще всего — в ходе войны, попав в плен к неприятелю: пленников как раз и выставляли на продажу на рабских рынках, это была их обычная участь. Другой способ — тот, который упомянут в случае с Диогеном: оказавшись в лапах пиратов. Также наказанием за некоторые преступления была продажа в рабство.

Рабы классического типа использовались в самых разных сферах производства. В ремесленных мастерских, строительных артелях они зачастую работали бок о бок со свободными. Напротив, почти исключительно рабский труд использовался на рудниках, где условия были особенно тяжелыми. Меньше было рабов в сельском хозяйстве, но и там даже среднезажиточному земледельцу в работе зачастую помогали один-два раба, а в поместьях богачей их могло трудиться до нескольких десятков, во главе с управляющим, который тоже зачастую был рабом. В городских домах аристократов рабы играли роль домашних слуг, поваров, привратников и т. п. Существовали, помимо частных, также и государственные рабы, которые могли замещать низшие полисные должности, считавшиеся унизительными для свободных граждан. Так, в Афинах V в. до н. э. отряд рабов-скифов, вооруженных луками, исполнял обязанности полицейской стражи.

Даже в период наивысшего развития классического рабства не следует представлять себе древнегреческое общество упрощенно, как состоящее из двух классов: огромной массы беспощадно эксплуатируемых рабов и жалкой горстки «рабовладельцев». Во-первых, как мы уже говорили, никогда ни в одном из греческих полисов рабы, насколько можно судить, не составляли большинства населения. Нельзя забывать об исключительно важной роли социального слоя свободных мелких производителей-собственников, прежде всего крестьян. Именно этот слой, а не рабы, был наиболее многочисленным и вносил наибольший вклад в развитие экономики и в целом цивилизации.

Во-вторых, древнегреческое рабство (в отличие, скажем, от американского плантационного рабства XIX века) не основывалось на жесточайшей эксплуатации рабов с целью выжать из них все, что можно. Раб, бесспорно, воспринимался как вещь, но вещь дорогая и нужная в хозяйстве. За него деньги плачены! Поэтому к нему, как и ко всякой вещи, старались относиться бережно — и отнюдь не из альтруизма, а из чистого прагматизма. Да, рабов воспринимали как тот же домашний скот: быков, лошадей… Но ведь, купив быка, хозяин не будет (если он, конечно, нормальный человек, а не психически больной садист) беспричинно избивать его, изнурять непосильным трудом, морить голодом: иначе недолго этот бык у него проживет. Вот так и с рабом: если его не кормить, не лечить в случае болезни, в целом не предоставлять ему некоего минимума житейских удобств, он просто умрет — и пропадут деньги.

В результате условия существования рабов в основном были довольно сносными и порой мало отличались от условий жизни бедных свободных крестьян. Необходимо подчеркнуть принципиальный тезис: не в жестокости эксплуатации заключалась тяжесть положения раба, а в его полном бесправии. Например, в ходе судебного следствия свидетельские показания рабов принимались только под пыткой. Считалось, что на обычном допросе раб ни за что не скажет правды. Пытать свободных людей, естественно, категорически запрещалось.

Впрочем, даже в этом отношении не все было так просто, как кажется: так, в некоторых полисах (в том числе в Афинах классического периода) рабов было запрещено беспричинно убивать