— Я сейчас этим займусь.

Мужчина потянулся ко мне рукой в перчатке, и я на него предупреждающе зарычал: я ведь не знал, хочет ли он потрогать меня или Сиджей — никто не смеет трогать Сиджей, когда я рядом. Мужчина отдернул руку.

— Вот задира, — сказал он.

Меня зовут Макс, а не Задира. Я на него даже не взглянул.

Сиджей вынесла меня на улицу, и я с тревогой снова почуял запахи открытых загонов. Я съежился в ее объятиях и отвернулся.

— Привет, наверное, это одна из ваших собак, — произнесла моя девочка, а я положил голову ей на плечо и лизал ухо.

— Да это же Макс! — воскликнула Гейл.

— Макс, — сказала Сиджей. — Очаровательный песик. Забежал в лифт в моем доме так уверенно, будто живет там. Поводок застрял между дверей, и он чуть не задохнулся.

Сиджей гладила меня, и я зарылся головой в изгиб ее шеи. Я не хотел возвращаться к лающим собакам. Я хотел остаться здесь.

— Какой ласковый пес, — сказала Сиджей.

— Никто никогда не называл Макса ласковым, — ответила Гейл.

Я целовал Сиджей в лицо и украдкой взглянул на Гейл, слегка виляя хвостом и демонстрируя ей, что я уже счастлив и она может заботиться о других собаках.

— Что это за порода?

— Его мать чихуахуа, а отец, как мы предполагаем, йорк.

— Макс, ты чорки. — Она улыбнулась мне. — Ну ладно. Куда мне его посадить?

Гейл глянула на меня, а потом подняла глаза на Сиджей.

— Если честно, я не хочу, чтобы вы его оставляли.

— Простите?

— У вас есть собака?

— А что? Нет, мне достаточно, у меня уже есть собака.

— Так вы любите собак?

— Ну, конечно! — рассмеялась Сиджей. — Кто ж не любит собак?

— Вы будете удивлены.

— Хотя да, я знаю одного человека, который терпеть не мог собак. — Я вжался в плечо Сиджей, а она нежно пыталась меня от себя оторвать.

— Это же очевидно, вы Максу нравитесь, — отметила Гейл.

— Он очень милый.

— Завтра утром его усыпят.

— Что?!. — По тому, как Сиджей снова прижала меня к плечу и отступила назад, я почувствовал ее тревогу.

— Мне жаль. В нашем приюте практикуют усыпление.

— Это ужасно!

— Конечно. Мы делаем все возможное и пытаемся пристроить наших собак в другие приюты, где не усыпляют. Но они переполнены, и мы переполнены, а каждый день поступают новые собаки. Обычно нам удается раздать щенков, однако Макс так и не смог никого к себе расположить, и он задержался у нас дольше срока.

Оттащив от плеча, Сиджей посмотрела на меня. Ее глаза были влажными.

— Но… — произнесла она.

— Другим собакам тоже нужна помощь. Приют подобен реке, поток не должен останавливаться, иначе погибнет еще больше собак.

— Я не знала…

— Максу никто никогда не нравился, кроме вас. Он даже меня чуть не укусил сегодня утром, а ведь я его кормлю. Как будто из всех людей в Нью-Йорке он выбрал именно вас. Возьмите его. Пожалуйста. Мы не возьмем с вас плату.

— Я завела кошку две недели назад.

— Если собаки и кошки растут вместе, обычно они прекрасно ладят. Вы спасете ему жизнь.

— Я не могу, я просто… Я выгульщик собак, то есть я актриса, но подрабатываю, выгуливая собак, и все они огромные.

— Макс не даст себя в обиду.

— Мне жаль.

— Вы уверены? Все, что ему нужно, — это шанс. И его шанс — вы.

— Мне очень жаль.

— Значит, завтра он умрет.

— О боже.

— Ну посмотрите на него, — попыталась в последний раз Гейл.

Сиджей глянула на меня, и я аж заерзал от радости, что она обратила на меня внимание. Когда она поднесла меня ближе, я лизнул ее в подбородок.

— Хорошо, — сказала Сиджей. — Поверить не могу…

Уйдя от клеток с собаками, мы направились в место, где чирикали птицы, где я чуял запахи животных, которых никогда раньше не встречал. Сиджей надела на меня ошейник и пристегнула поводок. Я шел рядом с ней, гордо держа голову на уровне ее лодыжек. Я снова главный телохранитель Сиджей.

Вскоре мы вернулись в «шкаф», где утром мне наконец-то удалось воссоединиться с Сиджей. Лужи от пролившейся из ее пакета жидкости уже не было, хотя я по-прежнему ощущал слабый сладкий запах. Я уверенно шагал рядом с Сиджей по коридору, но перед тем, как открыть дверь, она взяла меня на руки.

— Граф? — позвала она.

Послышался топот, словно от конских копыт, и рядом возник огромный пес. Я показал ему зубы.

— Граф, теперь Макс будет жить с нами, — сказала Сиджей. Она протянула меня ему, и когда пес Граф потянулся ко мне носом, я предостерегающе на него зарычал. Его уши немного опали, и он завилял своим жестким хвостом. Сиджей все еще не опускала меня на пол.

— Сникерс! — позвала она и понесла меня в спальню, Граф шел за нами. Там на кровати лежала маленькая кошка. Ее глаза широко раскрылись, когда она меня увидела. — Сникерс, это Макс, он чорки.

Сиджей бросила меня на кровать. Опыт научил меня обращаться с кошками — им надо дать понять, что ты не причинишь им вреда, если они будут вести себя в рамках приличия. И я направился к Сникерс, но еще до того, как я успел положить на нее лапу, кошка фыркнула и полоснула меня по морде крошечными острыми коготками. Как больно! Я попятился, заскулив от шока, и упал с кровати. Граф опустил свою гигантскую голову и лизнул меня — его язык был размером с мою морду.

Вот таким было мое знакомство с этими животными — похоже, никто из них не осознал ни значимости моего появления, ни важной роли, которую я играю в жизни Сиджей.

В тот вечер Сиджей готовила что-то восхитительно вкусное, и запах мяса наполнил всю квартиру. Граф ходил за ней по пятам, то и дело поднимая голову на кухонную стойку — проверить, что она там готовит.

— Нет, Граф, — говорила Сиджей, отталкивая его. Я отчаянно добивался внимания, дошло даже до того, что я встал на задние лапы и начал царапать ноги Сиджей. — Ладно, Макс, ты хороший пес.

Итак, я был хорошим псом, а он — «нет, Граф». Вот чего мне удалось добиться! Жалко, что Сникерс была в спальне и пропустила то, как Сиджей признала меня своим любимцем.

Вскоре у двери послышался какой-то шум, Сиджей взяла меня на руки и пошла открывать.

— Привет, дорогой, — сказала она мужчине, который стоял за дверью. Он был приземистым и лысым, а пах арахисовыми орешками и какими-то специями.

— Ого, а это кто? — Гость сунул свои пальцы прямо мне в морду, и я на него зарычал, обнажив зубы.