Мы вылетели в девять утра по берлинскому времени, чтобы поохотится за поездами ифанов в район станции Осмолово. Нас эскортировали две пары Мессершмитов. День был чудесный, от вчерашней дымки не осталось и следа, «Штуки» упорно продавливали воздух, стараясь забраться на безопасные пять тысяч метров. По докладу истребителей, где-то в стороне прошла группа русских бомбардировщиков, одна пара «велосипедистов» ушла для атаки. Войдя в указанный квадрат, мы потратили некоторое время на поиски цели, которые увенчались успехом. Несколько снизившись, Динорт, летевший впереди, сообщил, что видит идущий состав. Спикировав почти одновременно, «Штуки» точно уложили бомбы, не оставив большевикам никакого шанса. Во время атаки в моем распоряжении было несколько секунд, чтобы рассмотреть поврежденный поезд, без сомнения, это был воинский эшелон. По сообщению моего болтливого Ханса, наша точность была поразительной, бомбы не то чтобы упали рядом, они накрыли состав прямым попаданием.

В приподнятом настроении с чувством выполненного долга наша группа, оставшаяся по причине малой дальности истребителей без эскорта, взяла курс на аэродром, снизившись до двухсот метров. Длительный полет на малой высоте не способствовал полному расслаблению, и мы увеличили дистанцию и интервал между самолетами. Над территорией, занятой вермахтом, нас неожиданно атаковал одиночный истребитель. Первый заход он сделал на моего ведущего Лау. Я попытался повторить маневр принесшей мне первую победу, но расстояние было слишком большим, и я не вышел на дистанцию прицельного огня. Однако стрелку удалось отогнать, и, похоже, легко повредить нападавшего. Вместо того чтобы убраться, ифан отошел назад и, заняв позицию сзади с превышением около тысячи метров, став недоступным для пулемета Ханса, продолжил следовать за звеном. Я надеялся, что русский ничего не предпримет, но он просто выжидал. На всякий случай я подвел Юнкерс ближе к ведущему, чтобы встретить атаку двумя стрелками. Через несколько минут такого полета ифан быстро спикировал, открыв огонь по ведомому Динорта. Я среагировал мгновенно, дав полный газ, и бросился вдогон атакующему, открыв огонь из курсовых пулеметов. Русский бросил жертву, пилот «Штуки» сообщил, что самолет поврежден, и ушел виражом в сторону. Оказавшись у русского на хвосте, я бросил строй и, мысленно молясь, чтобы у противника не было ведомого, встал в вираж. Остальные Ю-87 прикрывали поврежденную машину.

Русский выполнял левый разворот, я шел за ним, пытаясь поймать врага в прицел. Теперь я смог рассмотреть, что за птичка решилась на атаку звена пикировщиков. Это была не «крыса», а большой моноплан с кабиной, как у «штуки» и тупоносым мотором воздушного охлаждения. Если бы «крысу» вытянули в два раза без изменения толщины, добавив в нее двойную кабину – то получился бы именно такой самолет. В чем-то он был похож на Ю-87, но благодаря убранным шасси должен был иметь большую скорость. Самолет, поврежденный то ли стрелком Лау, то ли моим огнем, оставлял легкий масляный шлейф, он не мог разогнаться и пытался сбросить меня излюбленным приемом «ифанов» – виражом. Его скорость была значительно ниже моей, и это предрешило наши судьбы. Я догнал русского и, расстреливая почти в упор, ушел для новой атаки. Зашел второй раз и опять расстрелял в упор, стараясь целиться по кабине и двигателю. Его задний стрелок был убит или тяжело ранен, так как мы не встречали ответного огня, тогда как Ханс принимал у меня эстафету, как только «Штука» обгоняла русского. Самолет оказался крепким, во всяком случае, огневой мощи пулеметов 7,92мм явно не хватало, чтобы сбить ифана с первого раза. Наконец, приблизившись в третьем заходе, я заметил, что фонарь кабины открыт, мотор продолжает оставлять след, а планер сильно поврежден. Еще несколько очередей и большевистский самолет, сделав хитрый кульбит, перевернувшись, вошел в неуправляемое пике. Мы заметили, что русский пилот был жив и попытался покинуть сбитую машину «самовыбрасыванием», резко отдав ручку от себя, что и вызвало виденную эволюцию. Учитывая высоту боя двести метров, у него было мало шансов, и действительно, его парашют не успел раскрыться, и летчики и самолет рухнули в небольшую речку, в отличие от пилота, стрелок даже не пытался выбраться – сегодня явно был не их день.

Сделав хищный круг над поверженной жертвой, окрыленный второй победой, на значительных оборотах я бросился догонять звено. Все-таки ошибался первый инструктор, не разглядев во мне талант истребителя!

Поврежденный самолет ведомого Динорта не дотянул до аэродрома и упал прямо на лес. Через несколько десятков километров мы с Хансом обнаружили место падения «Штуки», скосившей несколько деревьев и повисшей на ветках. Сесть рядом не представлялось возможным, но самолет упал на нашей территории, и о месте катастрофы командир уже сообщил наземным службам. Вид разбитого Юнкерса испортил наше приподнятое настроение, и остаток полета мы провели в молчании.

Лейтенант, которого командир штаба взял в качестве ведомого, погиб, его стрелку повезло больше, ударом его выбросило из кабины, с поврежденным позвоночником и многочисленными травмами он попал в госпиталь.

Самолет, который мы сбили, оказался двухместным русским бомбардировщиком.

С ленью покончено, подъем в четыре утра, в воздухе слабый утренний туман, делаем пробежку, завтрак и на предполетную подготовку. В половине седьмого три Ю-87 штаба, усиленные еще одним звеном «Штук» отрываются от земли и берут курс в русский тыл с общим направлением на Толочин. Задача сеять панику и уничтожать любые объекты и оборудование, желательно нанести удар по разведанным военным складам, пока большевики не вывезли все ценное.

Туман не плотный и не создает больших проблем, но и не развеивается. У меня плохое предчувствие, но уважительных причин не лететь нет. Ханс не разделяет моего дурного настроения, шутит и рассказывает какие-то непристойные истории из гражданской жизни. Я делаю вид, что мне интересно, но совсем не слушаю его байки, благо товарищ не видит моего лица. Набираем четыре тысячи метров, я разбираюсь в причинах своего беспокойства, сегодня мы идем без эскорта, будем бомбить населенный пункт, возможно, прикрытый истребителями, ифаны сражаются неумело, но отчаянно, если уж их одинокий бомбардировщик попытался напасть на четыре «Штуки», всякое может случиться. Сегодня звено ведет не Динорт, в «планеристе» я уверен, а другой ведущий – это повод для беспокойства.

Я не сверяю карту, надеясь на навык командира. Мы находимся над крупным населенным пунктом, и ведущий отдает приказ искать цели для атаки. Я пикирую на какие-то ангары, возможно, это корпуса или склады. Неужели здесь нет зениток? Как по моему требованию с земли открывается запоздалый огонь. Тяну вверх, снаряды рвутся вокруг, сотрясая лезущий наверх пикировщик. Становится страшно, взрывы ложатся на моей высоте, неужели это конец?! С трудом удается вырваться из этого ада. Пытаюсь найти группу, задерживаться на месте нельзя. Наконец замечаю идущих на запад Ю-87. Инстинктивно пересчитываю машины, как будто я командир, все на месте.

Но бой не заканчивается. Нас догоняют русские истребители. Один попадает под огонь собственных зениток и уходит, второй атакует ведущего группы. Я пытаюсь повторить уже отработанный маневр и, выжав из Юмо всю мощность, бросаюсь за ифаном, стрелять бессмысленно из-за большой дистанции и преступно, так как силуэт врага сливается с Юнкерсом. Чуть выждав, я все же открываю огонь вдогон. Русский уходит боевым разворотом для повторной атаки. Теперь его цель мы. Ханс отстреливается, а я делаю маневр, смысл которого не могу объяснить до сих пор. Вначале я ввожу «Штуку» в пикирование, но, понимая, что высота для нисходящего маневра мала, задрав нос вертикально, почти зависаю. На секунду мы становимся идеальной мишенью, сейчас «либо в стремя ногой или в пень головой»! – как говаривал мой батюшка. Расчет у меня один. в хвосте не «крыса», а скоростной истребитель, он должен проскочить. И русский проскакивает вперед, не успевая прицелиться. Произошедшего дальше не помню, кажется, ифан пошел на вираж, что было полной бессмыслицей, маневренный бой у земли явно был не в пользу скоростного и высотного истребителя. Он теряет скорость, но все же умудряется зайти нам в хвост и попасть под МГ Ханса. Удирая, я не вижу происходящего, но слышу радостный вопль стрелка, сбивающего русского. Нас больше никто не преследует, и это подтверждает удачу бывшего журналиста.